— А вы уверены, что не предупредили его нарочно?
— Уверен. Это была просто ошибка с моей стороны.
— Вы чертовски правы. Это действительно ошибка, — полицейский поднялся и, возвышаясь надо мной как скала, протянул руку к лежавшему позади поясу с кобурой. Рукоятка револьвера сверкнула на солнце, когда он застегивал ее на талии. — Вам лучше сейчас быть с нами, — с тяжелой иронией сказал он. — На случай, если будут другие ошибки.
Гараж оставался таким же, как час назад, когда я ушел отсюда. Заброшенный, обшарпанный, неухоженный. В такое место возвращаться каждый вечер, год за годом… На стук сержанта ответила миссис Мартин.
— Миссис Мартин?
— Да, что там еще?
— Хотелось бы увидеть вашего мужа.
— Вы опоздали всего на несколько минут, — мне показалось, что в ее унылых глазах мелькнула искорка торжества. — Ему пришлось уехать. Он сказал, по срочному делу. Некоторое время его не будет дома…
— Что еще за срочное дело? — недоверчиво в пятый или шестой раз спрашивал полицейский. — Что могло заставить вашего мужа уехать так поспешно? Должен же он сказать вам хоть что-то. Куда, например?
Миссис Мартин сидела напротив сержанта за столом в пыльной конторке гаража. После часа активного допроса она оставалась трогательно и неподкупно верной мужу. Ван Виллинген испробовал все: угрозы, уговоры, обращение к здравому смыслу, к ее любви к попавшему в беду человеку. Ничего не возымело эффекта. Или она совершенно ничего не знала, или была обстоятельно обучена Мартином.
Вот уже несколько раз подряд она отвечала одной и той же фразой:
— Он мне не все говорит… Зачем мне все знать?.. Это его дела… Он сказал, что по срочному делу…
— Но он ведь не взял «джип»?
— Нет… Я же вам сказала… он взял свою машину.
— Что же это было за срочное дело?
— Я не знаю, — она нервно погладила рукой щеку.
— Ему кто-нибудь звонил по телефону? Вы же знаете, мы можем это и проверить.
— Тогда я вам больше не нужна, — с отчаянным нахальством возразила она.
Полицейский оставил ее реплику без внимания и спросил:
— В каком направлении он уехал?
— Я за ним не следила.
— Значит, вам безразлично, куда он ездит?
— Конечно, нет.
— А что тогда он мог делать по срочному вызову?
Мне показалось, что она вот-вот сдастся, но, когда этот миг наступил, ее поведение меня ошарашило. Она с ненавистью посмотрела в глаза полицейскому и закричала неожиданно:
— Почему вы не оставите его в покое? Он стоит сотню таких, как вы!
— Возможно, — согласился Ван Виллинген, неожиданно успокоившись. — Просто я хотел бы с ним поговорить. Вот и все. — Он говорил так, словно узнал уже все, что нужно, и собрался уходить. Поэтому, когда он поднялся из-за стола, я ничуть не удивился. — Так вы не хотите нам помочь, а?
— Я же вам говорю, что не знаю, куда он уехал, — ответила миссис Мартин.
— Тогда мы сами вам об этом сообщим, — жестко сказал полицейский. — Сразу сообщим, как только узнаем.
Мы шли обратно вместе. Огромный светловолосый полицейский вышагивал рядом со мной по главной улице Плеттенберга и делился своими мыслями.
— Она знает, — угрюмо бормотал он. — Все она знает… Заметили, как она сказала: «Он стоит сотни таких, как вы»? Это его мысль. Это он ей внушил. Он мог сказать ей так, хвастаясь своими убийствами. Тем, что ему все сходит с рук.
— Быть может, она имела в виду, что он хороший человек, несмотря на бедность и неудачу с гаражом, — с сомнением возразил я. — Что он хороший человек по отношению к ней.
— Нет, она имела в виду совсем иное… — покачал головой сержант. — Это его мысли. Он против полиции… Я даже слышу, как он произносит эти слова. — Он остановился у перекрестка, где расходились наши пути, засунул руки за пояс и, прищурившись, уставился на море. — Свинья! — с удивительной злобой вдруг сказал он. — Проклятая бесполезная белая свинья!
В слове «белая» звучала бесконечная ненависть. Для Ван Вилливгена совершенное Мартином преступление было крайностью даже для преступника. Полицейский считал, что белый вообще не может совершить преступления. Что белый просто не может совершить преступления только потому, что он белый. Что он всегда должен держаться буквы закона. Такова местная традиция. Все преступления сваливать на негров, на цветных. Единственным настоящим врагом для полицейского был негр. Белый правонарушитель подводил всех белых, непростительно нарушал традицию, сложившуюся схему.
Я почувствовал, что он смотрит на меня застывшим взглядом.
— Ваш друг может сейчас быть где угодно, — сказал он с той же злобой в голосе. — В его распоряжении вся Южная Африка… Где он сейчас, по-вашему?
— Он еще может появиться, — неуверенно ответил я.
— Вы-то знаете, как у него работает голова, — сказал Ван Виллинген, словно не слыша моих слов. — Если у вас появятся какие-нибудь новые соображения о его местонахождении, приходите ко мне. Только СНАЧАЛА, а не потом.
Я целый день думал о его словах и теперь точно знал, что делать. Нужно помочь полиции, чем могу. Нужно назначить себя главным палачом. Но прежде чем сделать это, мне предстояло выдержать домашний скандал. Хелен, упорно настаивавшая на моем признании в полиции, теперь дико протестовала. Она не хотела, чтобы я присоединился к «полевым» действиям полиции.
— Неужели тебе недостаточно всего, что ты натворил? — горько спрашивала она.
Это мне показалось несправедливым, и я сказал об этом.
— Несправедливо? — передразнила она. Это была первая наша серьезная ссора, и мы понимали, какой невероятный случай был ее поводом. — Несправедливо? Ты, наверное, думаешь, что это игра в прятки. Убийца на свободе. Из-за тебя в основном… И ты еще хочешь поиграть с ним в бойскаутов… А чем ты, собственно, можешь помочь полиции?
— Мне известно, в каком направлении работает голова у Убийцы, — я начинал злиться, но мое отношение ко всему происходящему было самым серьезным. — Этим вот я и могу помочь им.
— Так ты просто хочешь устроить на него охоту… Хочешь позабавиться?
— Какая тут забава… Ты сама сказала, что все произошло по моей вине. Я с этим не собираюсь спорить. Но здесь имеется и более давняя моя вина.
— О, ради бога! Не будь таким романтичным! — взорвалась она.
— Будет даже лучше, если его поймаю именно я.
— Как это лучше?
— Лучше, чем кто-то другой.
— Но ведь он сумасшедший!
— Именно это я и имею в виду.
Я не мог объяснить Хелен своих чувств, да и сам в них не мог разобраться. Хелен все еще пылала от злости, когда я уходил. Однако, откровенно говоря, я действительно не хотел, чтобы Мартина поймал кто- нибудь другой. Сначала, по крайней мере. Все-таки убивать его научил я.
В полицейском участке, стоя спиной к двери, Ван Виллинген изучал карту района. Мартин исчез уже сутки назад, и охота за ним шла полным ходом.
— Ну, что вы можете нам сказать? — резко спросил он через плечо.
Я сглотнул подступивший к горлу комок. В наших отношениях чувствовалась напряженность. Очевидно, он обвинял меня в том, что я спутал ему все карты. Он даже, возможно, подозревал меня в
