— Ну, мнение остальных людей мне не интересно, — протянула Шанталь.
— Мне тоже. Дело вовсе не в них.
— Что ты хочешь этим сказать, Ангелос?
— Шанталь, пора понять, что мы пара, мы вместе вне зависимости от того, как это начиналось. Теперь мы любовники, которых связывает не только секс.
— А что еще нас связывает? — зачарованно глядя на него, спросила Шанталь.
— Нас связывает наш остров, на который мы завтра же и вернемся, — пылко прошептал он ей на ухо.
— Я думала, ты в Афинах по делам.
— Я не в состоянии работать.
— Ангелос… — шепнула она.
— Да, милая. Сбежим отсюда, — потянул он ее к выходу.
— Ты разве не хочешь попрощаться со своими знакомыми? — спросила Шанталь.
— Промедление смерти подобно.
Они летели по опустевшим ночным улицам к квартире Ангелоса. Он хранил напряженное молчание, Шанталь украдкой наблюдала за ним.
— Полагаю, многие афинянки были сегодня разочарованы тем, что ты прибыл не один.
— Наплевать, я не думаю сейчас ни об одной из них.
— А я вот думаю, — отозвалась Шанталь.
— И абсолютно напрасно, — заметил мужчина.
— Но они, в отличие от меня, тебе ровня, — слабо проговорила она срывающимся голосом.
— Шанталь, милая, в наше время все эти глупые социальные условности не берутся в расчет.
— Возможно… — раздумчиво проговорила она. — И все-таки я тебе не пара.
— Шанталь, — хотел что-то возразить ей Ангелос, но она перебила его обескураживающим признанием.
— Моя мать была проституткой.
Ангелос внимательно посмотрел на нее и убедился, что она не шутит.
— Теперь тебе понятно, кто я. Я дочь проститутки.
— Шанталь…
— Я недостойна тебя, Ангелос.
— Шанталь, послушай меня…
— Ты должен найти себе девушку из порядочной семьи.
— Шанталь, ты — не твоя мать. И никогда такой не будешь. О какой непорядочности может идти речь?
— Мне необходимо было сказать тебе правду. Я знаю, чем старательнее хранишь секрет, тем больнее разоблачение. Я не могла больше обманывать тебя. Представляю, как это ранит твоего отца!
— Шанталь, прошу тебя, успокойся, не доводи себя до очередного расстройства. Погоди с разговорами, пока не доберемся до дома, — попросил Ангелос, но ее уже было не унять.
— Ни мое происхождение, ни мое образование, ни мой образ жизни не делает мне чести.
— Не наговаривай на себя.
— Я меняла школы каждую четверть, мы постоянно мотались по стране. Я не успевала привыкать к новым учителям и одноклассникам. У большинства из них были нормальные полные семьи. Мы собирали вещи, когда всем становилось известно, как зарабатывает на жизнь моя мать, а весть об этом, поверь, распространялась очень быстро. Но прежде, чем мы успевали убраться, дети и взрослые не отказывали себе в удовольствии посмеяться надо мной. Сама же мать не уставала повторять, что мое рождение очень осложнило ее жизнь. И, несмотря на все наши невзгоды, не собиралась завязывать со своим постыдным ремеслом… Я ушла, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор мы не виделись…
— Шанталь…
— Прости меня, Ангелос. Я должна была рассказать тебе это с самого начала. Тогда бы ты не совершил этой ошибки, — пробормотала она и безутешно разрыдалась.
Ангелос отчаялся ее успокоить. Он молча довез ее до своей квартиры, молча сопроводил наверх. Впервые за долгое время они спали врозь. Шанталь отказалась принимать ласки Ангелоса, не веря в их искренность.
Глава десятая
Шли последние полчаса ее смены. Шанталь поставила аперитив перед вновь прибывшими клиентами, привычным жестом откинула страничку блокнота и приготовилась записывать:
— Вы готовы сделать заказ?
— Еще пять минут, милочка, — сказал один из группы американских туристов, которые шумно знакомились с меню, споря меж собой по поводу объяснения французских названий блюд.
Шанталь натянуто улыбнулась и быстро оглядела кафе.
Ангелоса видно не было, да и откуда ему здесь взяться? И почему она, дуреха, решила, что греческий магнат сорвется за ней вдогонку, бросив все свои дела, забыв про гордость и убеждения, и все ради нее — дочери падшей женщины?
Шанталь вернулась в Париж. Она устала от переездов. Экзотические страны, еще недавно манившие ее, потеряли в привлекательности. Сколько можно бегать от себя самой и своего прошлого? А в Париже все же оставалась память о нем и об их удивительной встрече. Это делало огромный город родным и уютным.
Она потеряла охоту фантазировать и мечтать, одеваясь перед началом смены в ненавистную униформу официантки. Она смирилась со своей участью и ничего больше не ждала, ничего не желала. Лишь ночами вспоминался ей райский остров и ставшие такими родными ее сердцу жильцы белоснежной виллы и бессонные ночи на большой постели. Недавняя реальность заменила ей все фантазии. И она успокоилась. В ее тусклой жизни была подлинная сказка, есть что вспомнить, есть о чем грезить, есть о чем грустить… Желать большего она считала неслыханной дерзостью.
Американцы сделали заказ, смена стремительно близилась к концу.
Выписав последний чек, она отправилась переодеваться, затем привычно и неторопливо отправилась к ветхому и неуютному дому, где снимала дешевую комнату. Она шла понурившись, не глядя по сторонам, рассеянно думая о чем-то неясном или вовсе ни о чем не думая, ловя лишь приглушенные отзвуки кипения окружающей жизни, доносящиеся до ее сознания.
Интересно, где он находится? В Нью-Йорке ли заключает контракты, в Латинской ли Америке гуляет по пляжам с роскошной мулаткой или на Дальнем Востоке смотрит на Тихий океан с другой его стороны?
Она неустанно думала о нем, чего не случалось даже в период ее проживания на греческом острове, когда она знала, что их связь скоро прервется, каждую минуту ожидая наступления конца и тревожась о своей дальнейшей судьбе… Теперь же былые тревоги полностью отступили. Она поняла, что могла бы полнее и беззаботнее жить в ту теперь уже далекую счастливую пору.
Из-за выступивших на глаза слез она долго не могла попасть ключом в замочную скважину на темной лестничной площадке. Неожиданно чья-то сильная рука легла на ее дрожащие пальцы и знакомый голос произнес:
— Позволь мне…
— Как? Это ты? Здесь? Но что ты здесь делаешь? И как здесь оказался? Откуда ты узнал? — засыпала она его вопросами.
— Успокойся, — тихо сказал он, легко отрыл дверь, будто делал это каждый день, и, пропустив ее вперед, спросил: — Позволишь мне войти в твое жилище?
— Пожалуйста, конечно… Но что ты делаешь здесь?
— Ужасно! Этот дом тебе совершенно не подходит, — объявил он, бегло осмотревшись. — Эта халупа недостойна тебя, милая.