две «бардадымки» — как корова языком слизнула… Тридцать один жмурик, включая почти весь штаб, и двадцать четыре раненых — думаешь, почему у нас обезболивающего нет? И, что самое поганое, весь налет длился меньше десяти минут. Ну, не гадство, скажешь?!
— Что характерно, — добавил лысый, — половина наших штабов до сих пор на связь не выходит… И ведь не похоже, что связь помехами давят… Неужели они ночью по всем так же, а?
Тут до обалдевшего от всего увиденного и услышанного Алексеича долетел писк, похожий на морзянку, а затем весьма знакомые треск и шорох. Он обернулся. Лысый Николин неловко держал левой рукой у уха плоскую прямоугольную коробочку, с кнопками и короткой штыревой антенной. Радиотелефон — большая редкость, даже среди комсостава АКС. Такую аппаратуру Алексеич видел только у офицеров и медиков ООН, а у «самообороны» она встречалась только в виде трофеев.
— Вова Тяпкин на связи, — сказал лысый, обращаясь к небритому. — Герой-разведчик.
— Ну-у?! — удивился небритый. — Хоть этот жив.
— Третий, докладывай, — сказал лысый в радиотелефон.
— Я Третий, — сказала трубка довольно хорошо слышным через шорохи атмосферных помех металлическим голосом. — В пределах видимости наблюдаю не менее трехсот целей. В основном Т-69, гусеничные БТР и БМП китайского производства…
— Идентификация?
— Вся маркировка и номера скрыты под свежим зимним камуфляжем. Переговариваются между собой по-русски…
— Помехи ставят?
— Не похоже.
— Третий, тебя обнаружили?
— Пока нет, Первый.
— Третий, отходи в квадрат 54, себя не обнаруживай. Как понял?
— Понял тебя, Первый, выполняю. Прием.
— Третий, дальше все по плану. Связь через час. Канал прежний. Как понял?
— Понял тебя, Первый, понял. До связи. — И радиотелефон заперхал слабыми помехами.
— И что теперь? — спросил Алексеич у небритого, который, как и он сам, смотрел на лысого и его средство связи с каким-то обреченным видом. — Хоть наступает-то кто, а?
— А дальше, видимо, ничего, — вздохнул тот. — А совет один: собирайте свои манатки и рвите куда- нибудь в центр, поближе к какому-нибудь серьезному госпиталю. Среди людей оно надежнее. А наступают эти фиговы «ленинцы-сталинцы», которых китаезы вооружили, похоже, плюнув окончательно на все Хабаровские протоколы. Как видно, решили-таки кончать-таки с оппортунизмом и ревизионизмом, в нашем лице…
— Выходит, шандец?
— Ну-у… Шандец не шандец… Все-таки случались у нас вещи и похлеще. Мы и крылатые ракеты переживали, и радиоактивный дождичек с разной химией долбаной. Глядишь, переживем и это.
В этот момент со стороны радиотелефона лысого вдруг послышались какие-то принципиально новые звуки. Хорошо поставленный металлический голос повторял при почти полном отсутствии помех:
— Код «Мутная Вода», повторяю, код «Мутная Вода»… 190760041600… 20055180700…
Далее последовала откровенная белиберда в виде многочисленных цифровых комбинаций, перемежаемая сообщениями о таинственной «Мутной Воде».
— Это что за «Мутная Вода», а? — спросил небритый у лысого после почти минутного молчания. — Чья это передача, герр генерал?
— Я перед этим автонастройку включил. Так вот, судя по частоте, это Москва, а точнее, похоже, радиостанция Уральского боевого участка. Друзья-защитнички вещают…
— И что за «Мутная Вода»? Тебя о чем-то таком предупреждали?
— Не знаю, хоть убей…
— Идеи есть?
— Какие, на хрен, идеи?!
— Крайний раз подобную цифровую галиматью передавали знаешь когда?
— Когда?
— Ну ты, блин, совсем без памяти, фельдмаршал… Два года назад, летом…
— Это когда они по нас ипритом с добавками, а Москва по ним, в отместку…
— Вот именно…
— Ебена мать…
— Вы о чем? — встрял в разговор Алексеич, которому от этого диалога все больше становилось не по себе.
— Ты, это, — сказал небритый, — лучше сам в город не езди. Пристройся в хвост к этим БТРам и двигай за ними. А если что, становись где-нибудь в стороне от дороги. И противогазы наготове держите…
— Что, настолько хреново?
— Не то слово, можно сказать, полный звиздец.
— Ну, будь, — и небритый отвернулся от Алексеича.
— Ты что, к своим? — спросил лысый Николин небритого. — Думаешь, они — зимой газок?
— Ни фига я не думаю, — ответил небритый сквозь зубы. — Думать вообще вредно, полезно соображать. Поэтому я лучше со своими, а ты, раз теперь главнокомандующий, организовывай какую ни есть оборону и Светлану Евгеньевну отвези куда-нибудь в безопасное место, вдруг выживет…
— Ты что, хочешь по плану? Их же там за триста «коробок»! И ты собираешься их десятью машинами?! Тебя же в блин раскатают!!
— Не бздюмо, женераль. Это же тебе не Курская дуга, я их проредить хочу, как обычно, из-за кустов, насколько снарядов и наглости хватит. А потом отходить, пусть даже пехом, — танков новых нам милая Родина даст. Не впервой. Ты что, забыл, как мы с «Абрамсами» воевали? И ведь остановили же…
— То-то нами теперь детей в Америке пугают…
— Сколько тебе повторять — я им тогда бошки не отпиливал, это мотострелки постарались. Они же тогда и этого урода с камерой и проморгали…
— Смерти хочешь?
— Своей — никогда. Ты же знаешь, я ее чувствую. Жаль только, что за минуты, а не за часы… А то столько хороших людей в живых бы осталось…
— Ну, будь жив, — попрощался лысый как-то скорбно. — Связь на обычной частоте, если что…
— Будет трудно, Ким, пришлешь Говоруна, — махнул рукой небритый.
— Какого Говоруна?!
— Умного и сообразительного, — усмехнулся небритый. — Того же Тяпкина, например…
— Задолбал ты своими шуточками, иди уж… — Небритый кивнул, надвинул танкошлем поглубже и зашагал к дороге, где гудели моторами два БТРа с десантом.
— Если вы с нами, — сказал лысый Николин Алексеичу. — То пять минут вам на сборы, больше ждать не будем, дел еще до бениной мамы…
— Дима!! — заорал Алексеич. — Разводи пары!!
Уже вбегая в дверь бывшего детского сада, Алексеич увидел, как небритый остановился у БТРов, перекинулся парой слов с сидящими на броне автоматчиками и энергично двинулся по обочине дороги в ту сторону, откуда появились БТРы. И Алексеич так и не смог вспомнить, где он этого парня раньше встречал, да и встречал ли? Светлана Дитлова прожила еще сорок шесть часов с минутами, но в сознание так и не пришла. Тот хирург-самоучка не соврал — с такими ранениями не живут. Николин прокомандовал АКС еще полгода и погиб (довольно глупо, кстати, как это бывает порой на любой войне) в конце июля. А Алексеич умер раньше всех, через девять часов и тридцать семь минут. Поехав за очередными ранеными, он поймал лбом шальную пулю — и это ночью-то… А небритого танкиста никто из людей, остановившихся тогда у бывшего детсада, больше никогда не видел, даже мертвым…
