Для фортепиано соло. Новеллы

— Решительно все женщины, и даже самые умные, становятся жертвой этого самохвальства…

— Я процитирую вашего любимого автора, — сказала Дениза. — «Женщины не становятся большими, чем они есть, жертвами комедий, которые перед ними разыгрывают мужчины».

— Не большими, но такими же… Ладно!.. Если вы не хотите или не можете предупредить Франсуазу, я возьму это на себя.

— Что ж, творите ваше благодеяние, дорогой… Это абсолютно ничего не изменит, но ваша совесть будет чиста… Тихо! Вот и муж!

Антуан Кесне шел через лужайку к нам. Я внимательно посмотрел на него и подумал: «Да он во сто раз лучше Фабера!» Он снова извинился перед хозяйкой дома: «Ужин военных собратьев… Я еще три месяца назад дал согласие… Я не могу отказаться».

Дениза пошла сделать какие-то распоряжения, а я остался в кресле рядом с Антуаном. Он был расположен к доверительности и очень понравился мне. Я спросил, что заставило его оставить фабрику. «Долгое время, — ответил он, — я думал, что активная деятельность будет для меня спасением, а потом перестал верить в то, что делал, и у меня опустились руки. Тогда я попытался попробовать себя в писательстве, но от этого я тоже часто устаю… По правде сказать, единственное чувство, которое спасает меня от самого себя, это любовь… Она доставляет несколько восхитительных мгновений, коротких, конечно, но их достаточно для того, чтобы понять цену жизни. Вот почему я выбрал затворническую жизнь с Франсуазой на юге. Кроме нее, мне ничего не надо. Вот только я частенько побаиваюсь, что это наскучит ей… Ах, трудная все-таки штука — жизнь!»

— Вы недостаточно уверены в себе, — сказал я. — Другие, чтобы оценить нас, никогда не идут дальше нашей собственной оценки.

— Да, знаю… Но я почти не люблю себя… Это так… Или, скорее, мне, чтобы быть счастливым, нужно держаться за что-то, что намного выше меня… В молодости мне нравилась команда «Смирно!»… Во время войны я не чувствовал себя униженным, когда у меня были командиры, которых я уважал… Ни на фабрике в те времена, когда мой дед устанавливал там неоспоримую, непререкаемую власть… Большинство людей в душе испытывают потребность в ней… Духовые оркестры, хоры, игроки в футбол вынужденно объединяются вокруг общей цели… Я же думаю, что любовь женщины может сыграть такую роль… Теперь мне приходится спрашивать себя: может быть, есть только одна любовь — к Богу?.. К несчастью, у меня нет полной уверенности…

Он уехал после завтрака. Мы все проводили его до коляски, он запечатлел на губах Франсуазы долгий поцелуй. Я посмотрел на Фабера. Когда коляска отъехала, он рассмеялся своим торжествующим ржанием.

Я дал себе слово поговорить с Франсуазой. Случай, возможно, не без ее помощи, мне благоприятствовал. В Сен-Арну был уголок, где я любил читать в тишине. Довольно удобная деревянная скамейка, выкрашенная, как полагается, зеленой краской, с прекрасным видом на склон, покрытый шильной травой, там любили сидеть гуляющие. Ее затеняли липы. В ветвях слышалось тихое жужжание пчел. Я принес томик Бальзака и перечитывал, в сотый раз, наверное, «Тайны княгини де Кадиньян», когда почувствовал, что ко мне кто-то приближается. Я поднял голову и увидел Франсуазу. Она была одна, бодрая и улыбающаяся.

— О! — воскликнула она. — Вы тоже нашли это убежище?

— Я его нашел гораздо раньше вас… Я приезжаю в Сен-Арну уже десять лет… А вы не отдыхаете после обеда, как остальные?

— Нет, я чувствую себя бодрой, ублаготворенной и решила прогуляться… Я могу присесть рядом с вами? Краска скамейки не опасна для моего платья?

— Это было бы прискорбно. Оно так вам к лицу… Голубое шелковое платье в полоску, как у Марии- Антуанетты… В то время она была еще всего лишь женой парижского дофина… Не тревожьтесь. Эту скамейку не перекрашивали несколько лет.

— Да, верно… — сказала она, садясь. — Вы же завсегдатай этого дома… Я понимаю вас, здесь прекрасно… Я нахожу, что Дениза принимает с поразительным тактом… Если вы хотите побыть в одиночестве, она оставляет вас в покое… Если вам хочется поговорить, дом полон интересных людей… Какой забавный этот Фабер! Вчера вечером у меня было такое чувство, будто я слушаю одну из его пьес, сыгранную превосходными актерами…

Поодаль, в долине, медленно прозвонил колокол.

— Да, — сказал я, — Фабер умен и талантлив, но он человек очень опасный.

Она рассмеялась:

— Вы, мужчины, забавляете меня… С сегодняшнего утра вы третий, кто настраивает меня против Фабера.

— И кто же эти двое?

— Бертран и Кристиан, естественно.

— Но не ваш муж.

— Бедный Антуан! Нет, он умеет страдать молча.

— Вы знаете, что я очень расположен к вашему мужу? Сегодня утром я немного побеседовал с ним. У него доброе сердце, его глубина поражает.

— Я знаю, он очень милый.

— Он больше чем милый.

— И это я знаю… Но вы начали говорить со мной о Фабере… Почему вы находите его «опасным»?.. И для кого? Не для меня, я полагаю?

— И для вас, и для всех других женщин. Представьте себе, Франсуаза, мужчину, абсолютно бессовестного в любви… И я употребляю слово «любовь» лишь потому, что не нахожу более подходящего, ибо он вряд ли любит… Он охотится за женщинами, как другие охотятся на оленей… Удачная охота приносит ему радость, увеличивая счет побед… И конечно, мимолетное удовольствие… Но вот пьеса разыграна, вписана в его реестр, и она его больше не интересует. Он переходит к следующей… Я знаю его со времени нашей общей молодости, я даже затруднился бы сказать вам, сколько я видел несчастных женщин, вся жизнь которых была погублена им… Они потеряли мужа, детей, уважение к самим себе… Многие пытались покончить с собой. А он в это время пыжился от гордости.

— Очень романтично все, что вы рассказываете!.. В общем, Фабер — дьявол во плоти.

— Очень точно сказано… Да, он дьявол, который восстает против воли Бога и получает наслаждение от зла.

— Но дьявол очень приятный…

— Дьявол — джентльмен, это все знают.

— Вы верите в дьявола?

— Верю, когда вижу его… Посмотрите в его глаза… Послушайте меня, Франсуаза. Вы не находите дьявольским мужчину, который без намека на любовь принимается завоевывать добропорядочную женщину, у которого для этой маленькой войны есть некоторое число приемов или, если хотите, проверенных рецептов и который, чтобы победить, хладнокровно выбирает подходящее оружие?

— Откуда вы знаете, что он выбирает хладнокровно и без любви?

— Потому что он сам сказал мне об этом, потому что он этим похваляется… Ладно, вы хотите, чтобы я предсказал, что произойдет между вами?

Она со смехом взглянула на меня:

— Да ничего не произойдет!.. Почему вы решили, что я, жалкая провинциалка, интересую его, человека, окруженного женщинами более соблазнительными… более роскошными?

— Вы напрашиваетесь на комплименты? Вы интересуете его primo[3] потому, что вы красивы, «неоспоримо красивы», как говорит Кристиан… secundo[4] именно потому, что провинциалка… Он уже давно снял сливки в Париже и там ему стало трудно обновлять свой гарем дебютантками, которые к тому же не всегда ему по зубам… Провинциалка нечто новое, неизученное. А если к тому же она порядочная женщина, то становится добычей наиболее желанной… Дьяволу нужны праведные души, он находит