прошлогоднее поражение. Противники мяли друг друга, тискали, подсекали, подламывали, но ни один не смог швырнуть другого на ковер; наконец судьи присудили великому мастеру борцовых приемов победу по очкам — всего-то насчитали ему на одно очко больше…

И Бакурадзе снова, как в прошлом году, стал чемпионом Грузии.

Друзья-приятели приехали встречать Закро на телавский вокзал и сразу потащили его, огорченного, хмурого в буфет — чтобы пропустить бутылочку-другую, облегчить душу.

Раздосадованный парень искрошил крупными белыми зубами граненый стаканчик и, запрокинув голову, стал пить цинандали прямо из горлышка бутылки.

Потом приятели поднялись на «Москвиче» в Телави и до самого вечера просидели в каком-то погребке. Но напрасно пытался утопить горе в вине побежденный борец, наделенный богатырской силой и до прошлого года не знавший соперников…

Друзья утешали его, как могли. А когда настала ночь, компания села в машину и пустилась в путь, услаждая себе по дороге слух песнями.

Вдруг, перекрывая нестройные голоса певцов, горланивших очередную песню, раздался громкий возглас:

— Эй, дубина, куда ты едешь? Алазани у нас слева — туда и правь! Переедем реку по новому мосту и сразу очутимся в Алвани.

— Чего мы в Алвани не видали? — удивился кто-то.

— Есть у меня там девушка-тушинка, — склонив голову набок, сказал вполголоса первый и ухмыльнулся лукаво. — Заедем к ней, доберем, чего не допили…

Приятели встретили новое предложение восторженными кликами.

— Ну, так давай гони, дружище! Ты, завскладом, спой нам что-нибудь, чего молчишь, ослиная голова!

Что-то похожее на пение вырвалось из машины, перешло в хриплый рев и сразу оборвалось.

— Эх, матушка родная… Голос у парня — золото, и вот… Тьфу! Ничего, приедем в Алвани, заставим тебя сырые яйца глотать! Давай, Серго, дружище, гони!

Водитель, однако, не нуждался в понукании. А один из седоков, надсаживаясь, срывая глотку, выкрикивал слова песни:

Эй, гони, а я по следу Прямо в рай к тебе приеду В понедельник или в среду…

Они въехали в Алвани, остановились перед двухэтажным домом и принялись сигналить. Дом, однако, не подавал признаков жизни. Тогда они стали звать хозяйку по имени:

— Кето!.. Кето!

Наконец окно в верхнем этаже отворилось, оттуда высунулась чья-то голова, и сонный голос спросил:

— Кто это? Что вам нужно?

— Это мы… мы к Кето.

— А кто вы такие?

— Как кто? Мы ее товарищи.

— Кето нет дома. Она в больнице, на дежурстве.

Приятели помолчали, потом, посовещавшись, обратились к водителю:

— Ладно, крути баранку, Серго, выворачивай машину.

Серго «вывернул» машину и через минуту-другую дал протяжный гудок перед зданием больницы.

Спустя еще полчаса путники сидели за накрытым столом и вызывали друг друга с полными стаканами в руках «на аллаверды».

Мужчин в доме не было видно, а мать Кето — усталая, заспанная — все, еще никак не могла прийти в себя и поминутно извинялась перед нежданно-негаданно нагрянувшими кутилами.

Кето же, которая бросила дежурство, оставив вместо себя в больнице подругу, не знала, как угодить желанным гостям.

Крепкая водка распалила аппетит, ударила в головы, развязала языки. Гости зашумели, загалдели.

— Песню давай, песню, завскладом!

— Спой нам, соловушко!

— Нет, не надо песни, пусть лучше стихи прочитает.

— Какие там стихи — нашел тоже поэта!

— Ладно, пускай будут стихи, только что-нибудь покрепче, чтобы за душу взяло.

— Да, да, покрепче — это хорошо! Ну, начинай: «Заалели маки в поле…» {1}

— Точка с запятой.

— Эй ты, полоумный, шутки не всегда к месту!

— Так пусть читает «Отелло».

— Нет, давай «Мухамбази».

— «Отелло» лучше.

— Нет, «Мухамбази».

— «Отелло», говорю!

— «Мухамбази»! Давай «Мухамбази», завскладом!

— Ладно, пусть «Мухамбази».

— Жарь, друг милый, давай!

Толстый, грузный заведующий складом, чье иссиня-красное опухшее лицо свидетельствовало о самой тесной дружбе его с крепкими напитками, встал, окинул мутным взглядом сидящих за столом, потом уставился на хозяйскую дочку и начал медовым голосом:

Лишь засну я — ты в моей душе паришь. А глаза раскрою — над ресницами паришь. Тополь ли увижу — стан твой предо мной, Радуга горит — твой пояс предо мной. Десять у меня путей — гей, джан! — и все к тебе ведут.

Долго бормотал, шептал тихим, томным голосом заведующий складом, потом постепенно голос его стал громче, он выкатил заплывшие жиром глаза и ударил себя пухлым кулаком в черный волосатый треугольник груди, видневшийся под расстегнутым воротом рубашки:

Ты в бою кулачном посмотри — вот я каков! Тулумбаша с чашей посмотри — вот я каков! В Ортачальских погребках увидишь, — я каков… У-ух, чтоб мне на месте умереть — Тулумбаша посмотри, каков, В Ортачальской чаше посмотри… Ты в кулачной чаше… Ты в кулачных погребках…
Вы читаете Кабахи
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×