кто?» — сказал в ответ муж, не отрываясь от газеты. По телевизору надрывались в истерике мультяшные герои, со сковородки валил черный дым, дверной звонок продолжал звенеть. Запах кунжутного масла проник глубоко в ноздри, у меня даже глаза заболели изнутри. Как в бассейне, когда в нос попадает вода с хлоркой. Я вернулась на кухню, достала из скворчащего масла котлеты с креветками, выключила плиту, отобрала у сына пульт и убавила звук, побежала в прихожую, открыла дверь. Я увидела незнакомого мужчину в темно-синем костюме, он уже уходил. Несколько секунд я глядела ему в спину.
— Эээ… — протянула я.
Он обернулся и громко сказал:
— Там у вас кто-то стоял! Говорю тебе, стоял там кто-то. Видишь, сколько окурков! Посмотри под ноги!
Я посмотрела вниз — и правда, на бетонной площадке валялось пять или шесть окурков.
— Я предупредил. Просто, чтоб ты знала! — еще раз крикнул человек в костюме. Молодой мужчина с узкими кошачьими глазами. Он ускорил шаг, сбежал по ступенькам.
Когда я вернулась в комнату, муж спросил, кто это был.
— Там у нас под дверью, похоже, кто-то курил, и какой-то незнакомый человек решил нас предупредить, — ответила я.
— Вот оно что, — сказал муж, не отрываясь от газеты.
— Ты не слышал, как он кричал? — спросила я.
— Я слышал, но не расслышал. А что такое? — муж посмотрел на меня.
Я растерялась. Как раз в это момент я представила себе, как молодой человек с кошачьими глазами хлещет маму Юты плеткой по голому телу. Муж некоторое время смотрел на меня, а потом снова уставился в газету.
Где-то скулит щенок. Я ненавижу щенков. Кажется, мама Юдзи все время смотрит на меня исподтишка. Я часто думаю о женщине, которую арестовали по подозрению в том, что она отравила кастрюлю с соусом карри. Но я никому об этом не говорю. Если она действительно отравила кастрюлю с соусом карри, почему она это сделала? Мне очень хочется с кем-нибудь об этом поговорить. Мама Юдзи одета в кожаное полупальто с меховым воротником. Это пальто очень известной фирмы. Думаю, оно стоит как минимум двести тысяч иен. Рядом стоит мама Тосихару, она в кожаном пиджаке. И пальто незнакомой женщины тоже с кожаными вставками. Напротив этих трех стоит и кивает в такт их словам мама Мами-тян в толстом шерстяном свитере. Но брюки у нее — кожаные. Очень может быть, что они все договорились сегодня прийти на площадку в кожаной одежде.
Под моими туфлями скрипит щебень. Я вижу, что с другого входа на овальную площадку заходят Санаэ-тян и ее мама. Мама Юдзи в знак приветствия машет маме Санаэ-тян правой рукой. Меня она тоже только что видела, но не помахала. «Не обращай внимания, тебе все равно», — говорю я себе. Мне очень хочется рассказать кому-нибудь, что на этой детской площадке такое случается чуть ли не каждый день, но я никому не могу об этом рассказать. Помню, в каком-то фильме герой сказал, что у каждого человека есть одна-две вещи, которые он не может ни с кем обсуждать. Как же назывался этот фильм? Не могу вспомнить. Мой сын медленно идет за мной, глядя себе под ноги. Левой рукой я ощущаю присутствие маленького живого существа. Иногда я люблю его, а иногда мне кажется, что его слишком много. Кожаные штаны мамы Мами-тян сияют под полуденным солнцем, меховой воротник мамы Юдзи немного подрагивает на ветру. «Дорогие мои, что случилось? Отчего вы все сегодня оделись в это кожаное великолепие?» Наверное, стоит сказать им что-нибудь в этом роде. Но если я так скажу, то они могут сделать вид, что не слышат меня, к тому же там с ними стоит эта незнакомая женщина… Тут уже многих вот так вдруг перестали замечать.
К кому подойти? К этим четверым во главе с мамой Юдзи или к парочке на бетонной скамейке? Мама Юты одета в тот же темно-синий пиджачок, что и вчера. Мама Коскэ — в розовой вязаной кофте, вокруг шеи — платок. Судя по узору, это либо «Гермес», либо «Феррагамо». Я вижу, как мама Коскэ встает, оставив маму Юты сидеть на скамейке, и идет в сторону мамы Юдзи и трех ее собеседниц. Площадка залита солнцем, но начинает задувать холодный ветер. При каждом порыве холодного ветра мама Юты подносит руки к губам и согревает их дыханием. Я подумала, что расскажу всем о молодом человеке, который вчера так упорно звонил в нашу дверь. Скажу, что надо быть осторожней, потому что в последнее время появилось очень много ненормальных. Может быть, эта тема покажется интересной и маме Юдзи и всем остальным.
— Пусть мама Юты тоже послушает, — скажу я и позову маму Юты. — Я тут недавно встретила очень странного типа. И где — у дверей собственного дома! Он сначала долго звонил в дверь, а когда я вышла, представляете, сказал, что там до него кто-то стоял!
— Это когда было? — наверняка спросит мама Мами-тян, посерьезнев и нахмурившись.
Санаэ-тян вырвала руку из маминой руки и побежала, ее мама кинулась за ней следом. В одно мгновение они добежали до группы из четырех мамочек, и мама Санаэ-тян протянула маме Юдзи какую-то бумажку. Я подумала, что это, наверное, билет на концерт Юмин[8]. Папа Санаэ-тян работает инженером систем пожарной безопасности и вроде бы отвечает за пожарную безопасность в Будокане[9] и на Токийском стадионе, поэтому он может достать такие билеты, которые обычному человеку не достать ни за что. Позавчера мама Юдзи попросила у мамы Санаэ-тян билеты на рождественский концерт Юмин. Мама Санаэ-тян достала через мужа билеты и сегодня принесла их на площадку. Я подумала, что вряд ли теперь кто-то будет меня слушать. Понятно же, что маме Санаэ-тян и маме Юдзи будет гораздо интереснее поговорить про то, как трудно было раздобыть билеты на концерт Юмин, чем про какого-то неизвестного мужчину, который несколько раз позвонил в мою дверь. Логично, ведь одна из них этот билет принесла, а другая пойдет по нему на концерт. Интересно, почему это мой сын не спешит в песочницу к своим друзьям?
Песочницу у кустов, в которой играют дети, отсюда уже видно, но сын, похоже, не собирается туда бежать. А Санаэ-тян побежала. А мама Санаэ-тян побежала за ней прямо в сторону компании, и поэтому у нее получилось так ненавязчиво и как бы случайно передать билет маме Юдзи.
Ну а если та женщина действительно преступница, то почему же все-таки она отравила праздничный соус карри? Наверное, она хотела, чтобы все уже закончилось. А может быть, наоборот, она хотела, чтобы что-нибудь уже началось? А что, если мама Юты действительно номер Т0235, неужели она действительно раздевается и терпит, пока кто-то хлещет ее плеткой?
Мама Юты трет глаза. Наверное, попала пыль, а может быть, она плачет? Если она плачет, то возможно потому, что кто-то рассказал ей злополучную сплетню. «Я знаю, что этого просто не может быть, но говорят, что на сайте знакомств в Интернете есть одна женщина, на которую вы похожи просто как две капли воды…»
На прошлой неделе мама Санаэ-тян рассказала всем об этом сайте, но никто даже не спросил, откуда и почему она вообще о нем знает. А потом в какой-то день, когда на площадке не было ни мамы Санаэ-тян, ни мамы Юты, мама Коскэ сказала, что, наверное, мама Санаэ-тян каждый день проверяет сайты знакомств. И все засмеялись. И я тоже засмеялась.
Хрустя насыпанным при входе на площадку гравием, я представила себе, как заплаканная мама Юты уходит из парка. Она бежит к песочнице, выдергивает оттуда Юту и тащит его за руку к выходу. Поравнявшись со мной, она говорит: «Ноги моей больше не будет на этой площадке и в этой стране!»
Но тут мое воображение перестает работать. Мама Юдзи смотрит в мою сторону и манит меня рукой. Я ускоряю шаг. Мама Юдзи показывает мне зажатую в правой руке бумажку, похожую на билет. Пять длинных теней пролегли посреди площадки. Наверное, мама Юдзи сейчас познакомит меня с этой незнакомой женщиной. Я сначала поахаю, глядя на билет, потом стану восхищаться их нарядами. Потом пожалуюсь на мужа. Скажу, что уже давным-давно никто не покупает мебель в универмагах.
Мама Юты глядит на меня со своей бетонной скамейки. Она вовсе не плачет. Я подхожу ближе и ближе к группе из пяти человек и сейчас вступлю в круг. Мама Юты больше не глядит на меня. Теперь она смотрит в небо.
Примечания
