Но отлично чуял их настроение. И то, как они смотрели на кусты, заставило заподозрить, что о нём знают. Последняя речь Капитана перед отправлением показала, что догадка была верна. И УСЛЫШАЛ его новый слухач отряда.
Ситуация поменялась. Он мог, конечно, напасть среди ночи, и, пока все проснутся, убить Фиалку. Или даже просто оборвать все его листики. Небось, ими он и слышит. Но был один нюанс. Фиалка теперь Слухач отряда. А значит, жизненно необходим отряду.
Скверно. – Зверь с досады щёлкнул зубами. – Он не хотел вредить отряду. Не было у него к ним злобы и мести. Ему даже нравились эти ребята. Страшно изуродованные войной, они не только выжили и боролись. Они ещё остались настоящим отрядом и даже извлекали выгоду из своих мутаций, распределяя согласно им обязанности.
И тут Зверь вскочил. Он нашёл выход. Отряд искал новое место поселения? Он найдёт это место!
Здесь, совсем недалеко, километрах в сорока, он чуял поселение. Надо туда наведаться, разведать, примут ли там отряд. И, может, Слухач будет уже не так нужен, как в походе.
Недолго думая, Зверь распрямился в прыжке и помчался туда, где чуял людей. С полузвуковой скоростью, прыгая от дерева к дереву, оставляя на стволах глубокие следы когтей.
Фиалка, шёдший в середине отряда замер, прислушиваясь,
– Пёсик уходит. Быстро уходит, спешит куда-то.
– Думаешь, отстал?
– С его скоростью он преодолеет наш дневной переход за пять минут. А с его нюхом он пройдёт по следу и месяц спустя. Так что он нас легко найдёт и догонит. Погулять пошёл. Может, поохотиться решил. Он мясом питается.
Утром следующего дня, едва Капитан отдал приказ выступать, Фиалка крикнул,
– Стойте! Пёсик прямо впереди на тропе.
Фиалка щеголял в новой сбруе, сделанной ночью Портным отряда. Сетка из тонких ремешков, проклёпанных хитиновыми заклёпками, обвивала торс, нигде не пережимая листки. Даже набедренная повязка была кожаная с дырками. Фиалковые листики свободно колыхались на утреннем ветерке, проникшим под своды леса. На петлях сбруи висели подсумки и кобура пистолета. С поясом и автоматом Фиалка с облегчением расстался.
– Что он там делает?
– Сидит. Просто сидит. Прямо на тропе.
– Всем оставаться на местах. Я пойду, поговорю с ним. Вперёд выйти с лазерными ружьями. Если он на меня кинется, стрелять из лазеров. Остальным – не пытайтесь попасть в него. Просто ставьте сплошной заградительный огонь.
Капитан, без оружия, пошёл вперёд. Пёс сидел на тропе сразу за поворотом. Капитан показал пустые руки,
– У меня нет оружия.
Пёс медленно поднялся и направился в лес. Пройдя два шага он оглянулся и замер.
– Ты что, хочешь, чтоб мы шли за тобой?
Пёс сделал ещё шаг и опять встал, обернувшись. Капитан вернулся к лагерю,
– По-моему, он хочет, чтоб мы шли за ним.
– Он что ни будь сказал? – спросил Рукогрыз.
– Нет. Он что, действительно говорящий?
– Да. Как он говорит, непонятно. Речевой аппарат у него не подходит для речи. Но его было отчётливо слышно.
Немой написал палкой на тропе: «ОН ГОВОРИТ ТЕЛЕПАТИЧЕСКИ БЕЗ ЗВУКА»
– Вот как… Нет, молчал. Ведёт себя, как настоящая собака. Та так-же звала бы. Он бы наверно, и за одежду меня потащил бы, но наверно, опасается быть не так понятым. В общем, ставлю на голосование, идти за Псом или нет. Аргументы за – он что-то нашёл, раз завёт. А нам собственно, всё равно, куда идти. Аргументы против – неизвестно, что у него на уме.
Единогласно проголосовав за, отряд пошёл за Псом. Его теперь так звали. Зверь не подавал вида, что он более разумный, чем просто умный пёс. Ему не хотелось становиться Другом. Ведь тогда его месть станет ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ, а это ему не нравилось.
За двое суток похода он несколько раз пресекал нападения нечисти, сделал большой крюк вокруг мутировавшей малины, от которой шёл сладковатый запах спелых персиков, а почву под ней устилали кости, среди которых были и человеческие. К концу второго дня услышал и Фиалка,
– Я слышу впереди разговоры. Там люди. И я слышу женский голос. И ещё, точно! Дети! Грудные дети! Три.. четыре.. Пять! Пять детей!
Весь отряд приободрился. Женщина! Это казалось невозможным! Почему-то все женщины и дети без исключенья не пережили мутаций. Все умерли в первые полгода после атаки мутагеном. Неужели здесь остался островок, нетронутый мутациями? Это было непонятно, потому как нечисть разносила мутаген повсюду.
Когда отряд вышел из леса к огородам, открылась крепость – сделанный из брёвен барак с бойницами, с плоской крышей, тоже из брёвен, с двумя башенками. Барак был где-то пятьдесят на пятьдесят метров, и высотой в пять метров. Из крыши торчало четыре кирпичных трубы, одна дымилась. Всполошно завыла сирена.
– Поднимите пустые руки! – приказал Капитан. Отряд взметнул вверх свои конечности – руки, щупальца, клешни и просто лапы.
Сирена смолкла, а из бойниц на них смотрели стволы оружия. Капитан насчитал десять стволов. И пошёл вперёд с поднятыми руками. Пёс куда-то пропал, никто не заметил, когда.
– Мы бойцы самообороны Калуги. Все, кто остался в живых.
Несколько секунд тишины, потом от барака раздался трубный голос, которому были не нужны никакие мегафоны. Он был сам себе мощный рупор,
– НУ И ЧТО ВЫ СЮДА ПРИШЛИ ?
– Оборонять нам больше нечего. Город в руинах. Идти нам некуда. Страны больше нет. Ищем, где дожить остаток дней.
Немного посовещавшиеся селяне, как окрестил их Капитан, открыли в стене тяжёлую дверь, вышел седой старик. На вид, мутаций было незаметно.
– Что-ж, сердешные, – прокричал он. Трубный глас принадлежал точно не ему. – Вы первые, кто посетил нас со времени Конца Света. Только еды у нас мало. Сейчас трудно добыть чистой еды.
– Чистой еды? Разве ещё осталась чистая еда?
– Бывает. Из десяти рыб берём только две, остальные выкидываем. А вот огород наш весь чистый.
– Еды у нас много, уважаемый. С собой. Но она не чистая. Как видишь, нам уже не страшно есть нечистую еду.
– Ещё скажите, добрые ли у вас намеренья?
Капитан, невольно подстраиваясь на «старинный» стиль речи старика, ответил,
– Клянусь. И в мыслях нет причинить вам зло. А ежели и найдётся среди нас злодей, так мы его сами же изничтожим.
– Что ж. Заходите… люди… добрые.
Людьми отряд можно было назвать с большой натяжкой. Но в душе они оставались людьми. И когда втянулись в барак, невольно замерли.
Селян было три десятка. Из них пять грудных детей, и пять в возрасте от трёх до десяти лет! И четыре женщины в возрасте от восемнадцати до сорока лет! И все без малейшего признака мутаций!
Посреди барака был бассейн пять на пять метров. И возле него сидело что-то, похожее на тюленя. Если бывают тюлени с ярко-алыми жабрами.
– Ну что встали, – проворчал тюлень уже знакомым трубным гласом. Говорил он вполголоса, но его наверняка было слышно и за стеной барака. – Игорь! Куда пялишься? Ты часовой или где? Мамаши! А ну к детям, вон как испуганы. А вы, гости, подойдите ка сюда.
