Августина засуетилась, заставила меня надеть мое лучшее платье — шелковое зеленое, без рукавов.
— У тебя в нем глаза совсем зеленые, — сказала она и, вздохнув, добавила: — Ну чтоб тебе выйти замуж за Сережу!
— Кстати, Августина, если встретишь хорошего человека, выходи за него замуж, — посоветовала и я ей.
Она укоризненно покачала головой:
— Не ожидала от тебя. После твоего отца и смотреть мне ни на кого не хочется.
— Отца не вернешь… А ведь ты еще молода.
— Тридцать девять лет мне, Марфенька. Разве это молодость?
— Конечно! Ты бы постриглась помоднее…
— Еще чего!
За мной зашел Сережа, и мы отправились к нему домой.
Сереже двадцать два года, а выглядит самое большее на девятнадцать. Высокий, худой, бледный, черные глаза смотрят настороженно. Я гораздо крепче его — наверно, закалилась на физической работе. Я знаю, что он очень добрый, но, если принял решение, переубедить его невозможно. Жаль, что он внушил себе, что любит меня: ни к чему это ему. Хорошо, что я уезжаю так далеко!
Мы шли не торопясь, пробираясь сквозь оживленную вечернюю толпу. Сережа начал было рассказывать о фильме «Солярис» — я его еще не видела, когда мы вдруг заметили эту афишу.
Перед ней толпились зеваки. Мы взглянули мельком, да так и застыли словно вкопанные.
Афиша явно опередила свое время.
— Черт побери, мой однофамилец! — ахнул Сережа. Светящаяся лиловатая краска горела на фанерном листе.
Собравшиеся перед необыкновенной афишей комментировали ее каждый по-своему:
— До девяносто пятого года надо еще дожить!
— Ошибся парень — должно быть, спьяну!
— Дом культуры-то на ремонте… — К тому времени откроется!..
— Что за афиша? Может, попала каким-то образом… — начала было я и сконфуженно умолкла.
— …из будущего, — подхватил Сережа.
Я смотрела на него, даже приостановилась. Писатель-фантаст Сергей Козырев… Никакой не однофамилец. Это же он сам и есть! Ведь Сережа до страсти любит фантастику, конечно, это он, будущий писатель-фантаст.
— Что, не похож на молодого человека конца двадцатого века? — усмехнулся Сережа.
— В девяносто пятом году тебе будет сорок два года, — возразила я.
— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался Сережа. Я и сама не знала. Еще раз взглянув на афишу, мы пошли дальше.
На лестнице их дома Сережа тихонько сказал:
— Ты на мать не обижайся, она хочет мне добра. Как я догадываюсь, будет сватать. Ты уж потерпи.
— Ладно.
— Не подумай, что я просил ее о содействии. Но если мама что-нибудь вдолбит себе в голову… Ты только не расстраивайся.
Все-таки Сережа красивый юноша, весь в армянку-мать. Только волосы у него отцовы, светлые. Интересное сочетание: черные глаза и русые волосы. Знает два языка. Два года учился в университете имени Ломоносова на Ленинских горах. Факультет прикладной математики и кибернетики. И надо же — бросить такой интересный факультет!
Когда-то мы учились в одной школе. За Сережей все девочки бегали. А мальчишки подражали ему во всем. Помню, он вздумал носить воротник пальто поднятым, и все ребята стали поднимать воротник. Он же всегда хотел дружить только со мной. Все ребята удивлялись: что он нашел во мне?
Когда я училась в седьмом классе, а Сережа в десятом, не помню уже под каким предлогом, он затащил меня к ним. И его мама допрашивала меня, почему я не хочу дружить с ее сыном? Чем это Сережа плох для меня?
Я сказала, что папа не любит, когда девчонки дружат непременно с мальчиками… И что у меня есть подруга, которую я очень люблю.
— Твой папа несовременен, — с досадой возразила Сережина мама. — Кто он по профессии?
— Простой рабочий, — ответила я, делая упор на «простой». Надеялась, что, может, от меня отстанут?
Но Сережа внес коррективы:
— Ее отец наладчик. Герой Социалистического Труда. Депутат Моссовета. Был делегатом Двадцать второго съезда партии.
— Странно, — пробормотала Аннета Георгиевна.
Мне показали все «игрушки» Сережи: магнитофон, киноаппарат, японский транзистор. И отпустили с миром.
— Она же совсем ребенок! — услышала я возглас Аннеты Георгиевны, уходя. — Какая тут может быть дружба?
Я целиком и полностью была с ней согласна. Семиклассница — и выпускник, который летом будет сдавать в университет!
Квартира у Сережи отличная. С высокими потолками, паркетом, лоджиями. Обстановка — настоящий выставочный зал. Лучшая комната, угловая с лоджией, предоставлена Сереже.
В столовой был так пышно сервирован стол, что я, поеживаясь, спросила, не ждут ли они гостей? Оказалось, это все в мою честь. Аннета Георгиевна была одета в блестящие синие брюки и такую же жилетку. Руки у нее еще красивые, тонкие, но зато наметился второй подбородок. Лицо красивое, властное, с низким лбом. Поскольку она доктор наук, значит, действительно дело не в величине лба, а в количестве извилин. У нее, должно быть, очень много извилин!..
Сели за стол. Я попробовала кетовой икры, вкус которой уже забыла, и еще всякой вкусноты. Сережа был тихий-тихий и почти ничего не ел. Арсений Петрович мне заговорщически подмигнул.
Говорили о театре, о литературных новинках, о моей работе и планах на будущее. Аннета Георгиевна меня явно прощупывала. Выпили по бокалу шампанского — за окончание мною техникума, хотя в этой семье техникум за образование отнюдь не считали.
— Тяжело тебе, наверно, было работать и учиться? — обратилась ко мне Аннета Георгиевна.
— Не легко, конечно, но все уже в прошлом…
— Какими же профессиями ты располагаешь на сегодня?
— Слесарь-наладчик… Метеоролог-наблюдатель. Радист. Повар.
— Как, и повар? — улыбнулась Аннета Георгиевна.
— Моя мачеха, изумительная кулинарка, с детства приучала меня готовить. А потом я проходила стажировку у шеф-повара ресторана.
— Какая странная девочка! Зачем тебе столько специальностей?
— Ну… Работая слесарем, я зарабатывала на жизнь. А остальное… Метеорологу не мешает знать морзянку. В экспедиции может пригодиться. Так же, как и умение готовить. Вдруг заболеет радист или повар?
— А-а. Да.
Аннета Георгиевна недовольно взглянула на мужа и сына:
— Шли бы вы к себе. А мы здесь без вас поговорили бы с Марфенькой.
