«юнкерса» тоже рухнули на землю, оставляя за собой длинные хвосты черного дыма. Взрывы обозначили место гибели фашистских летчиков.
Самолеты, сбросив груз, возвращались на запад. Так командующий 9-й немецкой армией генерал- полковник Модель оказывал помощь окруженному ковельскому гарнизону. Эта армия входила в состав группы армий «Юг», а ее дивизии действовали на левом крыле этого направления.
За беседами и осмотром панорамы окруженного города время для польских офицеров летело незаметно, тем более что русские, как всегда, были хлебосольны. С продовольствием во фронтовых частях, особенно на передовой, никогда не было очень хорошо, но советские люди славятся своим гостеприимством. На столе появились пышущие жаром блины и шашлыки, миски с тушенкой и с солеными огурцами и луком…
У подпоручника Вихуры заблестели глаза. Он незаметно поставил на стол квадратную бутылку прозрачной жидкости. Жегота не меньше своего товарища был доволен обстановкой. Прием был теплым, особенно обрадовало то, что полковник Соловьев упомянул о десяти тысячах патронов для карабинов «маузер».
— Это задаток наших будущих отношений и эффективного сотрудничества в борьбе с гитлеровцами, — добавил он.
Капитан Сорокин шепотом сообщил, что ящики с боеприпасами уже лежат на партизанских подводах.
— Очень пригодятся. Теперь у нас будет чем угостить гитлеровцев, а мои ребята буквально рвутся в бой, — благодарил Жегота.
— Правильно! Надо так их угощать, чтобы подавились, не надо нам на это жалеть свинца. Защищаем свое и боремся за свое. Они уже несколько лет поливают свинцом почти всю Европу. Но этому уже скоро придет конец, — отозвался молчавший до этого генерал-майор Пархоменко — командир корпуса.
— Мы кое-что знаем о вашей партизанской дивизии от майора Покровского, от капитана Мордвинова, а также из других источников, — заметил начальник штаба армии. — Говорите, что ваши ребята рвутся в бой. Это хорошо, нам есть за что расплатиться с гитлеровцами. Мы должны спешить, тогда меньше будет несчастья на еще оккупированных землях. Информация, которую вы передали через капитана Гусева, оказалась очень ко времени. Схемы немецкой обороны Ковеля делали, видимо, специалисты, — хвалил генерал Филипповский. — Однако расскажите подробнее о вашей дивизии, о боях, в которых вам пришлось участвовать и бить нашего общего врага, — предложил он, угощая гостей после ужина папиросами.
Жегота с Вихурой рассказали о своей дивизии, которая была сформирована в январе и сейчас уже насчитывала свыше шести тысяч человек, пожаловались на слабое вооружение, особенно на нехватку тяжелого автоматического оружия и противотанковой техники, что в боях нельзя восполнить героизмом и боевым духом солдат… Вспоминали о схватках с отрядами гитлеровцев, о том, как разбили батальон полиции под Устилогом, нанесли удар карательной экспедиции в Замлыню под Владимиром, разгромили два батальона немецкой пехоты, которые были поддержаны пятью танками под Веровом, а немного позже разнесли гитлеровский батальон под Водзином. Говорили о боях с группами УПА в Пятыдне, Стенжажицах, Осьмоговичах… Рассказали о том, что в последнее время вели активные бои, чтобы удержать мост на реке Турья. Здесь Вихура, как участник этих боев, красочно описал налет кавалерийского эскадрона.
— Ребята шли в бой как герои, и это неудивительно, ведь они так долго ждали момента, чтобы сполна отплатить врагу, — кончил подпоручник.
— Много здесь натворили гитлеровцы, и теперь нас можно понять, когда мы используем любой удобный момент, чтобы сразиться с врагом, радуемся каждому успеху, — дополнил Жегота.
Было поздно, и полковник Соловьев, прощаясь, сказал:
— Утром будет встреча с командующим армией. А теперь, друзья, отдыхайте, хотя едва ли заснете.
И не ошибся — по-прежнему артиллерия вела усиленный огонь и слышны были разрывы снарядов. Бои продолжались, и советским воинам ночью было не до отдыха.
На второй день Жегота вместе с Вихурой в сопровождении полковника Соловьева наблюдали за наступлением на Ковель. Водонапорная башня на железнодорожной станции Колодезно господствовала над всей округой, и поэтому позиции войск, а также укрепления гитлеровцев на подступах к городу оттуда были очень хорошо видны.
Над Ковелём висела темная туча дыма, через которую в отдельных местах пробивались кровавого цвета языки пламени. Это был результат действий тяжелой артиллерии армии, хотя она вела огонь экономно.
— Недостает боеприпасов — тыловые части не успевают с доставкой. Саперы ремонтируют дороги, но разве они смогут исправить их на всем протяжении. А пехота без соответствующей поддержки артиллерии и минометов немногое может сделать, — сказал полковник.
В бинокль хорошо было видно поле битвы. Стрелковые цепи продвигались, но не очень быстро: солдаты наступали через поле, а затем перешли на топкое болото, бежали рывками, падали, поднимались, снова бежали и снова падали… И так продолжалось без конца, а время шло, и гитлеровцы остервенело вели огонь, не жалея боеприпасов.
Наступление продолжалось, воины продвигались вперед, а среди размокших комьев липкой земли уже многие лежали неподвижно… У санитаров в этот день работы было по горло.
Несколько «илов» неожиданно выскочили с восточной окраины Колодезно на бреющем полете. Тут же им навстречу полетели снаряды гитлеровских зениток. Самолеты развернулись и пошли назад. Над окраиной города вновь поднялись столбы дыма и огня.
Под вечер командующий армией вернулся с передовой. Атаки 60, 175, 260-й и других дивизий осуществлялись успешно. Замыкалось кольцо окружения гитлеровского гарнизона в Ковеле. Остальные войска армии уже занимали позиции на западе от города. Никто из советского командования в ту пору не думал, что в течение последующих девяти дней, вплоть до 29 марта, будут идти упорные бои за этот город, и… без успеха.
Генерал-лейтенант Поленов был очень занят и поэтому мог уделить лишь немного времени представителям польской партизанской дивизии.
— Ну, что будем делать? — сказал он, крепко пожимая руки польским офицерам. Сапоги и плащ его были измазаны болотной грязью, форма помята. Примерно так же выглядел и прибывший с ним командир дивизии генерал Громов. — Итак, капитан Жегота, у нас общий враг…
Капитан Жегота был не только опытным офицером, закаленным в боях еще в период сентябрьской кампании. В период подпольной работы ему удалось ближе познакомиться с политической жизнью своей страны и с закулисной политикой правительства, которому он служил. Он был осведомлен о некоторых планах главного командования Армии Крайовой, о чем знали только его высшие офицеры. Как начальник штаба дивизии, Жегота считал, что на его совести лежит ответственность, вытекающая прежде всего из положений воинской присяги, которая является для солдата святым делом. Верность присяге и дисциплинированность были у него в крови. Жегота был солдатом, рвался в бой бить гитлеровских оккупантов и хорошо знал, что тем же были переполнены сердца партизан его дивизии. Однако он должен был выполнить миссию особого рода, в соответствии с инструкцией к плану «Буря» и директивами главного командования Армии Крайовой. Это было довольно сложное дело. Разговаривая сейчас с генералами Советской Армии, он хотел, чтобы его правильно поняли, сознавал, что от него зависит успех миссии, с которой он сюда прибыл.
— Несмотря ни на что, мы хотим сражаться в оперативном подчинении советскому командованию, поддерживая связь с нашим командованием и имея, в виду идейное различие наших взглядов… Дальнейшие отношения будут зависеть уже от большой политики, которую командование нашей дивизии осуществлять не уполномочено. Просим дать нам конкретные боевые задачи. Мы их выполним, ведь каждое сражение с немцами приближает час освобождения Польши. Что нам, польским солдатам, может быть сейчас более важно?..
— Это очень хорошо! А с этой «большой политикой», я полагаю, вскоре все станет ясно. Жизнь и время все решат…
Из слов командующего армией нельзя было догадаться, что ему известны некоторые аспекты этой «большой политики» польского эмигрантского правительства в Лондоне и его представительства в Польше.
