Лейли и Меджнун

Чтоб не прошли холодные ветра!

Но пред судьбой бессильны сотни слуг:
К младенцу в колыбель проник недуг.

Вздохнет он — видишь: горе глубоко,
Глотнет он — станет кровью молоко.

Украдкой тянется к огню дитя,
Любовным пламенем его сочтя,

И так как ноги по земле не шли,
Он ползать начал с первых дней в пыли.

Страданье было неразлучно с ним
И вырастило мальчика больным.

Когда грудным младенцем плакал он,
Всем чудился тоски великой стон.

Когда слова произносить привык,
Резцу он уподобил свой язык.

Когда беседовать он стал с людьми,
Казались мудрецы пред ним детьми.

Манило всех горение в очах
И радость вдохновения в речах.

Он душу покорял, он увлекал,
В живую плоть он слово облекал,

Из уст прекрасных вылетев едва,
В сердца людские падали слова!

Услышали об этом чуде все,
Узреть его мечтали люди все,

И толпами со всех сторон текли,
И, глядя, наглядеться не могли.

Того привел в смятенье лик его,
Другому в сердце ум проник его.

Он был мечтой, любимцем бедняков,
И сто красноречивых стариков

Немыми станут, уст не разомкнут,
Когда рассказывать о нем начнут!

Родителям он дорог был равно, —
Два сердца, полюбившие одно.

И, поражаясь чаду своему,
Его словам чудесным и уму,

Сказали так: «Да минет горе нас,
Пусть мальчика дурной не сглазит глаз!

В шелка заботы кутая дитя,
Окурим дикой рутою дитя!»[1]

Когда вступил он в пятую весну,
Решил отец: «Учить его начну».

И, не теряя времени, велел —
Среди родного племени велел —

Учителя для мальчика найти,
Наставника, вожатого в пути,

Чтоб милый Кайс достойным сыном был,
Великих знаний властелином был,