несколько минут стояла недвижима.
— С вами все в порядке? — справился покуривающий у входа в дежурную часть офицер.
— Все, все в порядке, — заверила Женя. — В полном порядке!
Через минуту она уже ехала к тому самому дому в Протопоповском переулке, в подъезде которого отрывала от стены ящики. Вбежав в дверь и снова послушав эхо под плитами второго этажа, Женя поднялась по лестничному маршу до лифтовой шахты и прижалась к решетчатым дверям. Неужели, неужели она сможет?..
Распахнув дверь, она поставила одну ногу на пол кабины, вторую оставила на бетонной плите площадки. Присев, она посмотрела вниз.
Щель шириною в два пальца зияла рваной раной, и вряд ли что можно было рассмотреть, даже если бы она имела фонарик и направила луч вниз.
— Ты, милая, не колечко ли золотое туда обронила? — послышалось сзади.
Обернувшись, Женя увидела, как по лестнице, почти касаясь ступеней фирменным пакетом с надписью «Эльдорадо», шагает древняя старушка.
— Книжку записную, бабушка, — раздосадованная тем, что ее застали врасплох и напугали, огрызнулась девушка.
— Что-то вы цельный день что-то теряете, теряете… То ящики рвете, то в шахты заглядываете. Сдурели, прости господи…
— Ты, мать, иди, куда шла, не твое это дело.
— И ходють, и ходють… — ныла старуха, проходя мимо.
— Где лифтеры ваши обитают, скажите лучше!
— Во втором подъезде они обитают, когда тверезые, — донеслось сверху.
— А когда не тверезые?
— Тогда они обитать можуть где угодно…
Спустившись вниз, Женя вышла из подъезда и направилась к соседнему крыльцу.
Лифтеры были, видимо, тверезые. Потому что одного из них, нетвердо сидящего на стуле, она обнаружила сразу. Он смотрел в экран переносного телевизора «Шилялис» с морковкой в руке, и в какой-то момент Жене показалось, что он неживой. В кондейке витал заплесневелый запах прокисшего сыра, дешевого алкоголя и дешевого курева. Когда она постучала кулаком в стол, как в дверь, лифтер перевел взгляд с экрана на гостью.
— Вы лифтер? — усомнилась Женя.
Мужик посмотрел на нее тусклым взглядом, сплюнул в урну, откусил от морковки острие, молча распахнул ящик стола, вынул какую-то книгу и шмякнул ею о стол перед журналисткой.
Женя прочитала: «Книга жалоб и предложений». Машинально открыла на середине, там оказалась последняя запись от прошлого года: «Убивать таких лифтеров надо. На месте. Без суда и следствия. Д.ю. н. Пращинский, кв. 22».
— Что ж вы так с профессурой?
Он хрумкал морковью и умирал от тоски. Ему хотелось выпить. Это было очевидно.
— Я в шахту лифта папку уронила.
— Поздравляю.
— Вы, верно, неправильно поняли меня. Я пришла не похвастаться, а узнать, как мы с вами будем ее извлекать на свет божий.
— Мы с вами — вы сказали?
— Я не буду возражать, если вы сделаете это в одиночестве.
— А что за папка?
— Зачем это нужно знать человеку, который питается морковью?
Он отвернулся.
Женя стояла, слушала его и слушала то, что происходит за ее спиной. А за спиной была тишина.
— Ты сейчас пойдешь и достанешь мне эту чертову папку, — процедила она сквозь зубы.
— А ты меня заставь.
Секунду Женя смотрела на лежащий на столе нож, а потом вдруг вынула из кармана костюма оказавшуюся там пятисотенную и, похрустев ею, стала укладывать в вынутый из сумки кошелек.
— Пойду-ка я поищу дворника или слесаря.
— Это что сейчас было?
— Это была купюра.
— Сто или пятьсот?
— Сиди и жри свою морковь. Я обяжу слесаря принести тебе целую коробку из овощного.
— Подожди, подожди, так дела не делаются! Я ведь не обязан доставать всякие вещи, как вы понимаете… Случай не экстренный… Пятьсот — нет проблем, двигаем, — он дотянулся до щитка и опустил вниз ручку рубильника. — Это экстренный случай.
В подъезде раздался электрический стон, и все затихло.
Когда он открывал низкую дверь, ведущую в лифтовую шахту, над головой Жени раздался разъяренный вопль:
— Да вызовет кто этого долбаного лифтера или нет?
Кто-то сидел в лифтовой кабине, застигнутый лифтером врасплох. Женя сунула голову за порог двери и стала смотреть, как ее помощник, шаря лучом фонаря по полу, топтался на месте и кряхтел.
— А когда уронила? — донеслось до нее.
— Пять минут назад.
— А ты точно в щель уронила? И роняла ли вообще? Может, ты в трусики сунула, а после и запамятовала? От меня такая же ушла, рассеянная…
Женя переступила порог, вырвала из рук лифтера фонарь и стала водить лучом по полу. Там было все — окурки, сотни фантиков, пустые пачки из-под сигарет… там было все. Папки не было.
— А она не могла куда завалиться? — спросила она.
— Здесь же не катакомбы, милая, здесь шахта! Я бы хотел спросить насчет оплаты за неурочный труд…
Сунув ему пятьсот, Женя шагнула из шахты в подъезд и сразу почувствовала себя нехорошо.
Перед ней стояли два мужика в костюмах и не сводили глаз с ее рук. Она хотела пройти мимо, но один из них схватил девушку за локоть и остановил.
— Евгения, журналистка? — спросил он, сильно щурясь.
Решив дождаться, что будет дальше, она молчала и смотрела в стену между ними.
— Евгения, спрашиваю, журналистка?
Не дождавшись ответа, этот мужчина, чересчур уж дерганый какой-то, взял ее за рукав пиджака и гаркнул прямо в лицо:
— Не надо прикидываться глухонемой!
— Вообще-то я прикинулась мертвой, но разве вас проведешь.
Они молча развернулись и повели ее наверх. Женя чувствовала, как это унизительно, если тебя ведут за руку, как шкодницу, но протестовать пока не решалась. В конце концов, они ведут ее на свет, а не в подвал.
Когда они вышли на первый этаж, тот, что постарше, поспокойнее, вынул из кармана удостоверение и представился:
— Старший следователь по особо важным делам прокуратуры Центрального округа Рысин. А вы, кажется, Евгения, журналистка?
— Зачем повторять это три раза, если уже давно понятно, что я и Евгения, и журналистка? Что вам нужно?
— Женя, давайте я буду задавать вопросы. Что вы тут делали?
— Я уронила в шахту папку.
— Какую папку?
