вред школьному имуществу, то выйдет, что Боинг, может быть, уже и не учится в школе! Тут вдруг на лестнице появился незнакомый молодой человек в военной форме. В двух шагах за ним семенил завхоз Иванов. Стало ясно, что директор остановился не ради удовольствия покурить с Боингом, а просто ждал отставших. Вид у молодого человека был начальственный, на погонах большая звездочка и две полосы. Иванов так боялся, что дышал через раз.
— Я в жизни не видел такого безобразия! — сказал молодой человек директору. — Школа, можно ска зать, на бомбе стоит. В любую минуту может полыхнуть, а здесь дети! Даю вам двадцать четыре часа для наведения порядка. Потом буду применять санкции.
— Да тут и за неделю не управиться, — робко возразил директор, но, кажется, сделал только хуже.
— У вас было все лето, а не одна неделя. Двадцать четыре часа, или завтра в это время я закрою школу! — отрезал молодой человек. Посмотрел одинаковым взглядом на сигарету Боинга, на сигарету директора и добавил: — Места для курения должны быть оборудованы огнетушителем, сосудом для окурков и соответствующей табличкой.
— Пренепременно, — пообещал директор. (Забегая вперед, скажу, что табличка «Место для курения» действительно появилась на школьной лестнице. И огнетушитель, и ведро для окурков. Правда, всего на час. Те, кто их видел, потом рассказывали остальным.)
Когда взрослые ушли, Боинг швырнул в пролет лестницы дотлевший до фильтра бычок и сказал:
— Вот так и зарабатывают гастрит миокарда! Инфаркт, — поправила Маша.
— Да какая разница!.. Не, вы видали?! Майор! Директор перед ним на задних лапках. Въезжаете?
— Чего ж тут не въезжать? — удивился Петька. — Ни пожарный. Форма-то эмчээсовская.
Боинг расшаркался, изображая дворецкого из кино:
— Ща, сэр! Ща пожарный закроет школу из-за того, что вашему сиятельству сосуд для окурков не поставили... Это минер! Или сапер. Короче, школу разминировать будут.
— Нет, пожарный, — поддержала Петьку Маша. — про бомбу он говорил в переносном смысле. Что в любую минуту может загореться.
— Он сказал «полыхнуть», — уточнил Петька.
Боинг не верил:
— Да чему тут полыхать?! Сто лет школа не полыхала, и вдруг полыхнет!
— А что разминировать?
— Мало ли. Война была, бомбежка. Может, бомба пробила школу насквозь и не взорвалась. Лежит в подвале...
— В подвале?! — Маша поняла, что не понравилось пожарному. — Ребята, он просто хочет, чтобы из подвала выбросили парты!
Боинг подумал и согласился:
— Верняк! Нам листовку сунули в почтовый ящик: «Не захламляйте балконы, чердаки и подвалы, возможно самовозгорание». Только я не догоняю: если парты самовозгораются, то почему они в классе ни разу не самовозгорелись? Круто было бы: вызывают меня к доске...
Из коридора глухо послышался звонок. Прогульщики вышли из школы черным ходом, чтобы не встретить своих. Боинг развивал мысль о самовозгорающихся партах, самовозгорающихся классных жур налах и самовозгорающихся дневниках, но Маша думала о другом.
Первое — таинственная смерть Бобрищева: лег в постель, а нашли на берегу моря.
Второе — ржавая железная дверь в подвал, оставшаяся, наверное, с бобрищевских времен. Замок в ней и тогда был сейфовый, да сломался давно. Подвал запирали на грошовую «висячку», как дровяной сарай. И вдруг — новый сейфовый замок. Причем за него доплатил свои деньги не завхоз, не директор, а учитель истории, которого совершенно не касаются сломанные парты. Это третье.
А четвертое — записка Евгень Евгеньича директору: «Убедительно прошу никому не доверять ключ от подвала».
А пятое — записка Толичу: «Я дошел до № 5». И ключ под гипсовым Сократом.
Наконец, шестое — обнаруженный Боингом сквознячок из щели между камнями.
Без особой уверенности Маша добавила седьмой пункт: не вовремя появился этот пожарный. Или, наоборот, вовремя, если знал то, о чем сейчас догадалась она.
Хотя, с другой стороны, когда еще пожарным проверять школы? Конечно, в начале учебного года.
Глава IV
ЯКОРНАЯ СТОЯНКА ДЛЯ МОРСКОГО ВОЛКА
Дед сидел в саду под персиковым деревом. В зубах сигара чуть поменьше велосипедного насоса, ноги на столе, в траве, под рукой, — стакан чая со льдом. Если полжизни прожить в Америке, нахватаешься тамошних привычек.
— Хай, Муха, — он шутливо козырнул.
— К пустой голове руку не прикладывают, — буркнула Маша. — Мой генерал, ты хоть раз в жизни надевал форму?
— Надевал, когда курсантом был. И в академии придется надевать для солидности. А ты чего такая хмурая, двойку получила?
— Четверку. С Петькой пополам.
