— Когда хотели, чтобы ты… диктант…
И Писаренок принялся рассказывать Петьке о Джиме Олдене. А дядя Степан посмотрел на часы.
— Между прочим, кто на футбол — со мной. У меня места хватит. — И он подтолкнул мальчишек к маленькому «газику» с открытым верхом, который стоял неподалеку.
Мальчишки, как воробьи, облепили машину, и дядя Степан нажал на стартер.
Мотор тоненько завыл, потом затарахтел, «газик» дернулся и покатил к воротам. За воротами дядя Степан обернулся и поглядел на Кольку, который выше всех сидел на откинутом брезенте.
— Крепко держишься?
У Кольки все еще не прошло плохое настроение, и он только кивнул головой.
Дорога впереди была ровная, и дядя Степан еще раз обернулся и подмигнул Кольке.
— Будешь писать ответ — приходи. Кое-что могу посоветовать…
Колька снова только кивнул в ответ, зато Талмутик, который сидел рядом с дядей Степаном, обернулся к ребятам.
— Да, да, — сказал Талмутик, — этого так оставить нельзя…
— Ну что, с ветерком? — Дядя Степан переключил скорость, и машина понеслась по степи.
Ветер свистел у Кольки в ушах, пузырем надувал рубашку. Тугой и горячий, он обжигал лицо, мешал дышать. Навстречу плыл по степи кориандровый запах, сухой и сладкий.
Толстоногие подсолнухи с широкими серыми шляпами набегали на машину, и один из них тяжело стукнулся головой о ветровое стекло. Колька видел, как на пыльный капот посыпались крупные полосатые семечки.
«Газик», подвывая, пошел в гору, и над мальчишками опрокинулось голубое теплое небо. Потом оно выровнялось, и машина юркнула вниз.
«Где-то здесь Казачья балка», — подумал Колька.
Он приподнялся с брезента и поглядел в степь. Здесь у дороги подсолнухи резко отлетали назад, а там, вдалеке, длинные ряды их медленно поворачивались и так застывали, смешиваясь и пропадая за другими рядами.
Далеко за подсолнухами белели силосные башни, похожие на новенькую, только что построенную крепость, а чуть впереди них совсем рядом с дорогой…
— Стойте! — закричал Колька. — Остановите машину!..
Дядя Степан резко затормозил, и Колька сверху плюхнулся на мальчишек.
— Ты чего? — беспокойно спросил дядя Степан. — Разве так можно кричать?
— Я сейчас, сейчас… — торопливо говорил Колька, барахтаясь среди мальчишек. — Сейчас я слезу…
Он снова стал на брезент и неловко, боком спрыгнул на землю.
— Сейчас я, — еще раз сказал он, когда уже стоял на земле, и через подсолнухи бросился в степь.
Затрещали высохшие бодылки, закивали головами подсолнухи.
— Вы уезжайте! — крикнул Колька уже издалека.
Дядя Степан пожал плечами и посмотрел на мальчишек.
— Странно, — сказал Талмутик, — очень странно…
Писаренок приподнялся и, прикрыв ладонью от солнца глаза, посмотрел вслед Кольке. И вдруг тоже заторопился, несколько раз толкнул дверцу, потом перевалился через борт и кинулся вслед за командиром.
— Медь! — закричал он уже на бегу. — Медь, что же вы сидите?!
Машина мигом опустела. Мальчишки неслись, ломая подсолнухи.
— Наверное, я знаю, в чем дело, — сказал Талмутик дяде Степану. — Пойдемте посмотрим…
Дядя Степан заглушил мотор, и они тоже вышли из машины. Еще издали в просвет, оставленный армией Кольки, были видны палатки, автомашины, а за ними какое-то сооружение, похожее на высоковольтную мачту. И Талмутик не выдержал. Он тоже со всех ног бросился вперед.
Когда дядя Степан подошел к палаткам, мальчишки стояли вокруг грубо сколоченного стола, за которым сидел загорелый парнишка в белой майке. На столе, придавленные кусками руды, лежали карты, схемы, чертежи.
А вокруг был разбит настоящий рабочий лагерь. В стороне особняком стояли маленькие палатки, рядом с ними, покрытые серым брезентом, застыли какие-то не совсем обычные автомобили.
Дядя Степан поздоровался и, когда парнишка в белой манке что-то ответил ему, не отрываясь от карт, спросил:
— Так что это тут у вас?
Парнишка взял с карты кусок руды и протянул дяде Степану.
— Понимаете в этом что-нибудь? — Парнишка стукнул каблуком по земле. — Вот здесь медь. «Колькино месторождение»…
Мальчишки замерли с раскрытыми ртами. Талмутик сорвал очки и застыл так с ними в руках. Колька хотел было что-то спросить, но только судорожно глотнул. Во рту у него было так сухо, будто бы он не пил дня три.
Зато дядя Степан спокойно спросил:
— Какое, вы сказали, месторождение?
— Не понимаете? — снова оторвался парнишка от карты. — «Колькино месторождение». Коль-ки-но! В Главке тоже не понимают. Что это? К чему?
— Название-то? — уточнил дядя Степан.
— Ведь можно было назвать по-человечески, верно? — спросил парнишка. — Так нет же! Рублев уперся, и все тут. А Рублева не переспоришь. И вот посмотрите…
Он ткнул карандашом в стол, и все склонились над картой.
Рядом с голубой извилиной стоял черный кружок — Отрадная. А чуть сбоку по пестрому коричневато- зеленому полю шла мелкая надпись: «Колькино месторождение».
Армия смотрела на надпись, все еще не веря в такое чудо.
— Дядя Костя Рублев? — спросил наконец Колька и вытер рукой потный лоб.
— Кому дядя Костя, а кому — доктор наук и крупнейший специалист. Понял? — Парнишка снова посерьезнел. — Ну, ну, не мешайте работать…
Он бросил на карту какой-то чертеж, сел за стол и сжал голову руками.
— Ну что, хлопцы, пошли? — сказал дядя Степан.
Мальчишки, оглядываясь, медленно побрели обратно.
— Так мы и на футбол опоздаем, — заговорил дядя Степан.
— Вы все поезжайте, — сказал Колька, — я пешком пойду.
— Правильно, пешком, — поддержал Писаренок.
— Да, да, конечно, — неожиданно сказал и Талмутик. — Пешком интереснее, правда?
Машина дяди Степана укатила, стрельнув сипим дымком.
Мальчишки шли по степи.
Сначала они ступали осторожно, подминая стерню голыми ступнями, потом Колька повернул к реке, и по густой траве армия заскользила вниз.
— Здорово! — сказал Талмутик. — Надо же. Такое дело — медь!
Колька улыбнулся и тут же присел на корточки и взялся за палец на левой ноге. Он ждал, пока армия пройдет мимо. Колька не хотел, чтобы ребята видели, как он улыбается. Подумают еще, что рад до смерти.
«Колькино месторождение», — повторил про себя полководец и улыбнулся.
Ребята, переговариваясь, спешили к реке. Слева ее не было видно — она под самыми ногами у мальчишек бежала из-за рыжей скалы и спокойно текла дальше, извиваясь между зеленых островков.
Мелкой рябью были подернуты перекаты, белое солнце зайчиком купалось в открытых заводях.
Высоко над речкой кружились щуры. Эти птицы, наверное, щурами называются потому, что так они кричат: «Щур! Щур!»
