– и не могу- Все далеко. И вместе с тем – как странно! – все так ясно, так отчетливо, что я все могу видеть. Но только видеть, не более.
Помни, что если четверо работают вместе, они все могут. Из королевства можно сделать две вещи – маленькое государство или великую державу. Если ты и остальные действительно преданы делу 'Аразим' и серьезно относитесь к работе, то считайте, что половина дела сделана.
Когда я был в 'Аразим', то стремился привести в 8-й класс настоящий отряд, а не группу, которая вот- вот развалится. Отряд, в котором бы каждый чувствовал, что он – часть целого, что без него пострадало бы в какой-то мере все сооружение. Проходили месяцы, и постепенно я стал замечать, что там, где было двадцать ребят, стало сорок, потом шестьдесят, восемьдесят и, наконец, больше ста. Я видел, как детишки становятся силой, к которой следует относиться всерьез и с уважением. Видел, как ребенок взрослеет, как создается отряд. Продолжать ли тебе инструктаж в 11-м классе? Не знаю. Это решать только тебе. Если ты чувствуешь, что создаешь нечто новое, еспи не проходит ни дня жизни в отряде, чтобы ты чего-нибудь ему не дала, если ты чувствуешь, что необходима, то я уверен – ты будешь продолжать. А если не так, то кончай инструктаж одним махом, чтобы не осталось потом горького привкуса.
Зная тебя, я уверен, что ты поступишь правильно. Я в тебе ни разу не разочаровался. Продолжишь ли ты инструктаж или нет – я уверен, что за время своей работы ты принесла отряду максимум пользы.
Как я себя чувствую? Недавно читал перевод 'Осенней песни' Верлена.
20. 5. 63
Дорогой (после недавней инфляции) Коше!
Холодным днем, когда на дворе улыбается солнце неопределенного цвета, а небеса по неизвестной причине рыдают, я вернулся домой и совершенно неожиданно обнаружил письмо из Израиля, и не от кого- нибудь, а от Коше, и вдобавок ко всему – открытое. Я был вне себя от радости.
Друг, я понимаю, что клей на израильских конвертах напоминает по вкусу баклажаны, но все-таки постарайся их заклеивать. Что касается моих конвертов, то они напоминают мятные конфеты, и просто удовольствие их лизать. Именно поэтому я не пользуюсь открытками. Между прочим, не стоит пересказывать мне событий на Ближнем Востоке. Я, как выяснилось, знаю о них все, и не трать напрасно израильские чернила. Что касается занятий, то по математике я лучший ученик в классе. Я также и всех моложе. А в отношении анализа стихов мои ны- , нешние одноклассники, в лучшем случае, напомнили бы тебе зарю нашей юности в 7 -8 классах.
Кроме того, я лучший ученик по истории, а кроме того, я учусь 1/6 обычного школьного времени, а кроме того, я друг всех здешних учителей, а кроме того, я и по другим предметам преуспеваю, а кроме того – почти ничего нет. Я жажду вернуться.
Об окружении.
Я живу под Филадельфией. В моей школе около 1500 учеников, не понимающих, почему они там находятся. Школа похожа скорее на тель-авивский отель Шератон (красива даже по американским стандартам и совершенно новая. Строительство обошлось в 6,5 миллиона долларов). Мой дом ужасно симпатичный, вокруг него зеленая лужайка, деревья и – пустая жизнь.
Люди говорят о машинах и девушках. Жизнь вертится вокруг одной темы – секса. Думаю, что Фрейду здесь нашлось бы чем поживиться. Постепенно прихожу к убеждению, что живу среди обезьян, а не людей.
Рина! 23. 5. 63
Тебе почти 16 лет. Можешь ли ты поверить в то, что почти четвертую часть своей жизни ты уже прожила? Насекомому, живущему всего несколько дней, его жизнь.
безусловно, представляется огромной. Может, по этой же причине и нам кажется, что у нас в.запасе целая вечность. Но человек не вечен, и потому должен использовать как можно полнее отпущенный ему срок, постараться исчерпать жизнь до дна. Как ее исчерпать – не могу тебе сказать. Если бы я знал это, то половина загадки жизни была бы решена. Я знаю одно – что не хотел бы, дожив до определенного возраста, оглянуться вокруг и вдруг обнаружить, что не создал ничего, что я – так же, как и все прочие – кто спешит, летит, будто насекомые, туда и обратно, ничего не совершает, лишь бесконечно повторяет все ту же рутину и сходит в могилу, оставив потомство, которое только повторит бессмыслицу их жизни.
Почему я тебе пишу все это? Может, из протеста против того факта, что ты не чувствуешь, как с каждым прожитым днем ты получаешь целый мир. И в эту самую минуту тоже получаешь нечто. Получаешь с каждой совершенной ошибкой. Каждая твоя минута – это минута жизни. Помнишь ли ты стихотворение Киплинга 'Заповедь'? В одном из четверостиший сказано:
Потому что каждая минута состоит из секунд и из мгновений, и каждое мгновенье не смеет уходить впустую. Я должен чувствовать, что не только в час смерти смогу дать отчет о прожитой жизни, но что в любую минуту могу сказать себе: сделано то-то и то-то.
К сожалению, Рина, мы не в силах вернуться в прошлое. До нынешнего дня я уверен, что прекраснее всего я жил в детстве, в Тальпиоте, затерявшись в бескрайних просторах, укрывшись почти с головой в траве в поисках божьих коровок и глядя на окружающий мир, как на чудо, и на каждого взрослого, как на гиганта. Но время это прошло навсегда, и сейчас впереди у меня все предстоящие мне годы жизни. Прошлое я могу только вспоминать, вернуться в него невозможно. Оно прошло, минуло, завершилось. Я смотрю в будущее и мечтаю. Мечтаю о предстоящих годах, которые помчатся друг за другом. Находясь в Израиле, я жил в одном мире. Ясно, что человек не живет в двух разных мирах, но просто тот мир был разделен на несколько частей. В том мире были цели. Одна из них была общей у нас обоих – создать отряд. Жизнь состояла из тысяч различных попыток и рассматривалась с тысяч точек зрений. Но то, что делал, я делал целенаправленно, с полной отдачей. То, что я делал, не мешало мне оставаться наедине с собой, размышлять о вещах, до которых никому, кроме меня, не было дела.
