— …Он был богат, предложил мне деньги, свою помощь, и я не посмел отказаться.
— Инженер помолчал. — Извини меня… — замявшись, продолжал он, — я тебе открываю тайну, которую знают очень немногие… я надеюсь, ты понимаешь?..
У Шагрина вдруг мелькнула мысль: «Уж не этот ли богатый покровитель является причиной страшных волнений Кручинина?» В это время к ним подошел тунгус.
— Моя тебя видит нету! — обратился он к Шагрину и добродушно пощелкал языком.
— Что он говорит?
— Он говорит, что раньше тебя здесь не видел.
Кручинин сказал несколько слов на тунгусском языке, и Кочар радостно закивал головой:
— Моя спи, спи! Караул! Кхы? — с этими словами он завернул голову в меховую шкуру и блаженно растянулся на земле.
Кругом тишина.
Громко щелкнул сучок в костре, искра, описав огненную дугу, упала и погасла.
Невдалеке вскрикнула какая-то сонная птица, и снова тишина. Особая таежная тишина, изредка нарушаемая лишь странными звуками. Стало заметно прохладней.
Шагрин поежился от сырости. Холод заползал за шиворот, добирался до тела.
Инженер бросил в костер целую охапку хвороста. Высоко взметнулись языки пламени, осветив десятки мохнатых ветвей, которые подобно рукам неведомых чудовищ протянулось из темноты.
— Я не буду тебе описывать, — продолжал свой рассказ инженер, задумчиво уставившись на пляшущие языки пламени, — какими путями я шел к своей цели, какие у меня были горести, неудачи и разочарования. Несколько раз я в отчаянье бросал исследования и начинал все сначала.
В конце концов сама жизнь подсказала мне, где искать правильное решение.
Однажды, после случайного взрыва на одном из заводов, мне попался в руки кусок железа. Он был так искромсан, что я невольно подумал: «Сколько понапрасну истраченной силы».
Взрыв! Вот где таятся неиспользованные возможности. Если удастся его обуздать, то из разрушителя он может оказаться строителем.
Даже обыкновенный порох имеет такую силу, что если бы в момент взрыва его газы остались в том же сосуде, где они находились, он породил бы огромные давления и температуры.
Что же можно сказать о таких веществах, как пироксилин или нитроглицерин, которые в десятки раз мощнее древней селитры.
Но как удержать необузданную стихию?
Здесь нужны сверхпрочные материалы, и самое главное — нужно создать взрывчатое вещество, не дающее мгновенного разрушительного эффекта.
Образование газов должно происходить постепенно, по восходящей. Но и это еще не будет успехом, если не будет возможности затормозить реакции в любой момент, на любой стадии.
В этом главная трудность. Научиться управлять взрывом.
Тогда можно будет построить прочные стены-ловушки, создать необходимые для опытов условия.
По сути, это будет тот же самый взрыв, но в законсервированном виде.
Такой процесс преобразования вещества отличается от обычного взрыва тем, что газы давят на стенки по мере сгорания продукта, распределяясь по всей площади.
Обыкновенное стекло нетрудно разбить легким ударом, но попробуй раздавить его между резиновыми прокладками. Это наверняка не удастся. Уже созданы такие сплавы металлов, которые отличаются невероятной прочностью, хотя они и хрупки.
— Значит ты построил эту невероятную штуку? — спросил Шагрин неуверенно.
— Да, Коля, построил. Точнее, на разных заводах были изготовлены отдельные части, оборудование, а собрать ее не составляло труда. Нужное мне взрывчатое вещество я изготовил сам. Устройство аппарата не так уж сложно, если не считать тормозного реактора. Цепь последовательных, замедленных взрывов в среде, насыщенной углеродом, порождает постепенное повышение давления и температуры в прочной, огнеупорной камере, весь процесс поддается регулировке через так называемые тормозные реакторы.
Самое главное — регулировка, не допустить критической величины. А это мне не всегда удается. Мой аппарат, или, как я назвал его, машина высокого давления, точно плохо прирученный зверь, иногда выкидывает фокусы, чрезвычайно опасные не только для меня, как экспериментатора, но и для всех, находящихся поблизости.
Приходится придумывать сложную систему управления машиной — на расстоянии, а это значительно отражается на моих опытах, труднее вести наблюдение. Подвергая углерод и его разновидности высоким давлениям, я старался добиться кристаллизации алмаза. И это мне… уже почти удалось…
— Это же мировое открытие! — закричал Шагрин и, вскочив на ноги, принялся трясти инженера.
— Да, открытие, — вяло усмехнулся тот.
— Да что с тобой? — удивился Шагрин. — Ты же произведешь переворот не только в промышленности, но и в коммерческом мире!..
Кручинин распрямил затекшие ноги и загадочно усмехнулся.
— Ну хорошо, садись и слушай дальше. Искусственные алмазы я получил, и они немногим отличались от естественных.
Но я до сих пор не могу понять, от чего зависит окраска этого удивительного камня. Из одного и того же чистого графита, и даже из одной партии, побывавшей в совершенно одинаковых условиях, я вдруг получил голубоватые, оранжевые, зеленые, черные, розовые кристаллы алмазов. Это было совершенно непонятно. Где-то крылась еще одна тайна, к тому же камни мои были мелки и не представляли большой коммерческой ценности.
Опыты я производил не только с углеродом. С другими веществами происходили не менее удивительные превращения. Глина становилась крепче стали, железо, наоборот, мягким, как воск. Но это касалось физических изменений. Интересные вещи происходили и с химическими свойствами.
Однажды, производя очередные опыты, я вдруг получил вещество, похожее на сахарную пудру, только зеленоватого цвета.
Этот порошок был у меня в руках, когда в открытую дверь вбежала моя собака.
Ласкаясь ко мне, она случайно прикоснулась языком к порошку и в ту же секунду вытянулась у моих ног.
Она была мертва. Даже цианистый калий, самый страшный яд, известный когда-либо человеку, не действовал с такой губительной быстротой.
Я дал ему условное название радикала «В». Чистая вода, в которую была подмешана ничтожная, невидимая пылинка радикала «В», действовала как самый страшный яд.
Свое открытие я старался сохранить в тайне, так как боялся его. С величайшей осторожностью я добыл несколько граммов этого дьявольского радикала. Он интересовал меня как новое соединение.
Глава 2
Что это было?
Давно уже наступила ночь. Проводник тунгус беззаботно похрапывал. Уставшие за день олени дремали. И только Шагрин и Кручинин вели тихий разговор.
Инженер был утомлен, глаза его покраснели, да и сам он весь как будто осунулся, и только увлеченный рассказом Шагрин ничего не замечал. Впрочем, Кручинин, довольный, что его слушают с таким вниманием, охотно поддерживал беседу:
— Я продолжал работать над алмазом, но произошло событие, которое надолго оторвало меня от моих опытов.
В центральных районах Сибири упал невиданный метеорит. Моя лаборатория в то время находилась недалеко от Иркутска, в глухом безлюдном месте. Я прекратил все работы и занялся поисками упавшего метеорита. Он интересовал меня с той точки зрения, что, падая с огромной скоростью, метеорит должен
