криком издавал звук неправдоподобно громко клацающих зубов.
Два мародера с уже спущенными штанами и мыслию полностью погрузившиеся в предвкушение грязного наслаждения даже не заметили почерневших от гнева курсантов. С того момента, когда ребята услышали с улицы безнадежный крик старика и до мгновения, когда эта русская троица воочию засвидетельствовала факт глумления прошло каких-то семь-восемь секунд. Но в душе каждого парня это время протянулось как долгое томительное безсилие в дурном сне. Следующие три секунды занял бросок на одного из голозадых насильников, который своей кормой вылетел в окно кухни вместе с рамой. Он даже не успел сообразить, что с ним произошло.
Андрей выскочил на морозный балкон и рявкнул что-то нечленораздельное находящимся вблизи однокурсникам второй линии оцепления. Они мгновенно сообразили, в чем дело, и зацепив любителя извращений петлей автоматного ремня за ноги, поволокли его голой задницей по мерзлому асфальту через всю вокзальную площадь в бурчащий «ЗИЛ» с откинутым тентом.
Второй насильник очумел от неожиданности происходящего. Зимняя сибирская стужа могильным холодом окатила его не в меру горячую южную душу. Пудовый кулак Василия заставил крепкого кавказца дважды перевернуться в воздухе. Смуглолицый парень целиком влетел в узкую щель между газовой плитой и умывальником. Бившуюся в истерике девочку ребята с трудом завернули в простыню, потому что в шоке она приняла их за новых насильников. Еле-еле ее удалось уложить на кровать, укрыть одеялом и бережными причитаниями хоть как-то успокоить. Курсанта Языкова немедленно отправили на вокзал за врачом. К этому времени старик немного пришел в себя, он стоял на коленях у кровати внучки и громко плакал навзрыд.
Могучий Василий с трудом выдернул из кухонной щели юного, но искушенного негодяя и поставил его на ноги. Нижняя челюсть мародера, выбитая из суставных гнезд, болталась на уровне груди. Ворочая омертвелым языком он невнятно и злобно сипел:
— Хайтаны… ха е хим хех, хех хаехим! Это означало:
— Шайтаны, зарежем всех, всех зарежем! Он плевался из горла слюной, перемешанной с кровью, и пытался обеими руками вставить челюсть на место. Штаны с трусами сползли до самых пят призывника. Его злобный хрип внезапно осекся, он мысленным взором прочертил путь ответного взгляда Василия до его обнаженного «причинного места». От страшного приговорного озарения он согнулся крючком и присел на корточки, судорожно ища брючный карман, из которого трясущимися руками извлек замусоленный комок денег. Ребята поняли:
— Откуп!..
Новый всплеск адреналина заставил курсантов замереть. Голый парень швырнул деньги в лицо Виктора. Освободившимися руками он закрыл низ живота, упал на пол и завертелся юлой. Животный страх вызвал у него безконтрольный позыв кишечника, в мгновение он непроизвольно испражнился невероятно большой и зловонной массой и тут же весь сам в ней измазался. Вместе с этим он облил и себя и пространство вокруг неестественно долгой мочевой струей, бесновато воя и хрипя:
— Аа-а-а… Хр-хр-хр-р-р…
…Через десяток секунд он валялся под балконом в оцепеневшем изумлении. То, чем он доселе так гордился, заглотил унитаз, несколько раз профырча водой.
И Василия, и Виктора била крупная дрожь.
— Не дребезжи, Витька! — простучал зубами боксер. — Это только начало… Только подумай, если бы это были твоя сестра и отец?!
От этой мысли оба придя в себя, друзья приступили к дальнейшей зачистке нижних этажей дома. Тут к ним подоспел Андрей, доставивший врача пострадавшей.
Подкова курсантского оцепления продолжала неумолима сжиматься. Она все чаще и чаще размыкалась на два-три человека, чтобы пропустить очередную пару, волочащую по шпалам через промерзшие рельсовые пути и стрелки визжащего призывника, который при этом грозил сибирскому училищу всеми возможными видами восточной мести.
Количество арестованных определялось множеством кровавых дорожек по снегу. Минут через пятьдесят около двух сотен оставшихся бандитов удалось загнать в разбитые ими же вагоны. Мощный военный громкоговоритель раз за разом предлагал им прекратить безчинство, остепениться. По армейскому звуковещанию выступил даже пожилой представитель братского Кавказа. В ответ на это — крики, угрозы.
Свистели невидимые в ночи оконные стальные прутья. Курсанты на шинели бегом понесли своего товарища. Ему брошенным прутом полоснуло по шее, как бритвой. Выступивший по громкоговорящей связи представитель КГБ дал последний шанс успокоиться, прекратить безпорядки. На раздумие было дано пять минут. В ответ опять — звериный рев и дикий хохот. В 2 часа 40 минут оцеплению был отдан приказ на поражение. В три десять все было кончено. На заледенелой вокзальной площади равномерными крепко связанными штабелями по три-пять человек лежали сотни обездвиженных дебоширов, которые еще недавно наводнили ужасом сначала Челябинск, а потом спящий Сибирск. Их организованной колонной развезли «Уралы» по определенным точкам — кого в городские КПЗ, вытрезвители, в следственный изолятор, местную тюрьму и на гауптвахту, кого-то и в морг.
Свои ранения, полученные в горячке операции, осматривали курсанты. Шинель Виктора по пояс была пропитана дурной бандитской кровью, мочой, слюной и соплями, в складке полы застряли чьи-то два зуба, да и рукава до локтя покрылись багровой слизью. Звенела от полученных мощных ударов голова, правая рука еле сгибалась, ныло ушибленное плечо. Не лучше обстояли дела у Андрея, но Васька, с его боксерским опытом и кошачьей пластикой, получил только шальную царапину на правой щеке.
Интернациональный «долг»
Вопреки программному «интернационализму» бравые сибирские курсанты испытывали чувство законной гордости от того, что одолели беснующуюся орду непривычных для Сибири дебоширов. Челябинцам было слабо, а сибирцы-молодцы честь не уронили. Особым уважением к курсантам прониклись и местные жители. Но первый страшный опыт отнятой у кого-то жизни, пусть даже законным насилием, будил в их молодых душах иные чувства, далекие от гордости, неизъяснимые привычными житейскими понятиями, обыденными взаимоотношениями между людьми. Оправданная обстоятельствами жестокость вовсе не находила легких оправданий в сердцах будущих офицеров, каждый одолевал это противоречие внутри, накапливая таким переживанием особую воинскую мудрость защиты беззащитного, попечение о слабом против сильного…
Город не одну неделю зализывал душевные и физические раны от наглого и чудовищного погрома, впрочем память о нем среди сибирцев-старожилов жива и сейчас. Естественно, военная прокуратура тогда же возбудила расследование дикого ЧП. Но старый контрразведчик сдержал слово: ни один из курсантов не привлекался за «превышения мер обороны». Все случаи жестокости и даже смертельных исходов среди погромщиков были оправданны конкретными обстоятельствами, действиями, адекватными жестокости распоясавшихся, вооруженных ножами и заточками преступников. Не было ни одного случая, чтобы многочисленная группа курсантов набрасывалась на одного бандита. В происшедшей схватке силы были почти равны, даже дебоширов было человек на пятьдесят больше, и единственным преимуществом курсантов перед бунтовщиками в момент штурма эшелона была воинская организованность и сплоченность.
Через две недели полковник из контрразведки пригласил Виктора в числе десятка других курсантов, особо грамотно и хладнокровно проявивших себя в ночной операции, для передачи им уникального опыта проведения разведывательных, диверсионных и других спецопераций. В такие секреты воинского искусства старые вояки посвящали далеко не каждого юнца, кто решил надеть форму. Они знали, что доверять их слишком горячему или злобному, глупому или склонному к подлости парню, все равно, что создавать слепое орудие убийства. Но привокзальная операция позволила полковнику выявить наиболее способных ребят, из которых получатся настоящие ответственные офицеры. И как в будущее смотрел. Не раз потом спасали Виктора уроки опытного воина в боевых операциях, когда было по-настоящему страшно и мокрая от пота
