колесами карет, которые заезжали сюда и выезжали назад с тех самых дней, когда изобрели подкову. Кроме того, на полу там и сям лежали соломинки, занесенные ветром, а также ржавые банки и садовые инструменты, которые всегда пробираются в гаражи. Вот и все. Смотреть не на что. Тибо ушел каких-то десять минут назад, а ей уже скучно. Агата пересела к другому окну. Там тоже ничего не было, только стена и старый мешок на гвозде. Скучно. Не на что смотреть. Нечего понюхать. Не с кем поиграть. Скучно.
«Какой, черт побери, в этом смысл? — спросила она сама себя. — Какой смысл быть собакой, если нельзя веселиться?»
Она просунула нос в полукруглое окошечко в перегородке, отделяющей заднее сиденье от места водителя, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы, оставшиеся там от пребывания Тибо, но безуспешно: только запахи старого сукна от фуражки таксиста и табака из его трубки. Нет Тибо. Нет любви. Пахнет одиночеством.
Агата поборола желание завыть, три раза повернулась кругом на своих одеялах, превратив их в подобие пирожного-корзинки из тех, что продавались в кондитерском отделе магазина госпожи Октар, тихонько хныкнула что-то вроде «Тибо» и улеглась, положив подбородок на кожаную подушку.
Шли часы. Полоска солнечного света под воротами ненадолго расширилась, потом снова сузилась и пропала. В такси стало совсем темно, но Тибо проснулся только тогда, когда первые посетители стали сходиться в бар, захлопала дверь, а по каменному полу тихо зашуршал принесенный ветром песок.
Госпожа Лешмич улыбнулась ему из-за стойки.
— Похоже, вы здорово устали.
Тибо протер глаза тыльной стороной ладони.
— Сколько времени?
— Самое начало седьмого. Не желаете ли еще пива? А может быть, рома? Наш ром славится на весь остров.
Тибо выпил кофе без рома («Может быть, чуть попозже») и заявил:
— Пойду распакую саквояж.
Когда он направился к двери, завсегдатаи бара склонились поближе друг к другу, по всей видимости, обсуждая появление в их глуши нового лица.
Агата нетерпеливо ждала его в темной машине. Тибо скормил ей несколько прибереженных печений.
— Еще несколько часов, и мы двинемся в путь. Сегодня замечательная ночь для морской прогулки. К утру будем дома.
Сказав это, Тибо снова поцеловал Агату в нос, взял саквояж и отправился назад в гостиницу.
Распаковывать вещи он не стал — просто поставил саквояж на кровать и провел следующие несколько часов в баре, сидя у окна и глядя на море, на волны, на далекие паруса. В восемь, когда на горизонте сгустились тучи, он попросил госпожу Лешмич упаковать ему еды для ночной рыбалки и вышел «подышать свежим воздухом».
Во дворе никого не было, а в машине сидела раздраженная Агата, едва не обезумевшая от скуки.
— Я пришла к выводу, что быть собакой — все равно что снова стать маленькой девочкой: все время жди взрослых, все время делай, что они говорят!
— Но мне казалось, что именно этого ты и хотела. Я думал, ты хочешь жить в моем доме, чтобы я приглядывал за тобой.
— Я совсем не это имела в виду. Я торчу здесь целый день! Сколько можно?
— Еще один только час. Совсем чуть-чуть, — пообещал Тибо.
Взяв узел с ее одеждой, он поспешил через голые дюны на самую оконечность мыса, которую не видно было из гостиницы.
— Мне больше не нужны эти вещи! — сказала Агата.
— Но мы не можем их здесь оставить — найдут. Они должны исчезнуть вместе с нами.
Спрятав узел в кустах, Тибо обернулся. Там, откуда он пришел, стояла темнота, и ни один огонек не указывал дорогу назад.
Близилось время отъезда. Тибо медленно подошел к гостинице, зашел в свой номер и оделся потеплее.
— Хорошая ночь для рыбалки, — сказал он госпоже Лешмич. — Готовы ли мои бутерброды?
Хозяйка гостиницы протянула ему голубой эмалированный контейнер, очень похожий на тот, что Агата купила на Замковой улице, и две бутылки пива.
— Плывите на оконечность мыса, господин Крович, мой вам совет. Там наши ребята ловят самую жирную рыбу. Лодка привязана у нашей маленькой пристани. Вам помочь?
Тибо скромно отказался от помощи, с улыбкой пожелал хозяйке гостиницы спокойной ночи и поспешил в гараж к Агате.
— Тебе снова придется пробежаться, дорогая. Жди меня на оконечности мыса, я скоро буду.
Тибо снова поцеловал Агату в нос, посмотрел, как она скрывается в дюнах, и, набросив на шею оба одеяла, направился к пристани.
Отплыть от нее оказалось непросто. Тибо никогда не занимался греблей, и мысль о целой ночи в море наводила на него ужас. Он нервничал, и это было заметно. Когда он усаживался на среднюю скамью, лодка подпрыгивала и качалась, да и вставить весла в уключины получилось далеко не сразу. В окнах гостиницы виднелись головы посетителей бара. Стараясь не выглядеть перепуганным, Тибо оттолкнулся от пристани.
Чтобы выплыть из маленькой бухточки, ему понадобилось сделать с десяток не самых широких взмахов веслами, а когда лодка вышла в море, ее стал подгонять ветер. Добравшись до мыса, Тибо стал разворачивать лодку к берегу, насвистывая песенку «Парень, которого я люблю», пока не услышал ответные завывания Агаты и не увидел ее темный силуэт в прибрежной траве.
Тибо приналег на весла, и вскоре лодка въехала в берег, заскрипев днищем по песку. Тибо выпрыгнул из нее.
Агата прибежала к лодке, разбрызгивая воду во все стороны.
— Я здесь, я здесь!
— Да, милая, я тебя вижу. Умница девочка! Залезай в лодку. А я пойду заберу твою одежду.
Тибо некоторое время порыскал по кустам, царапая руки о ветки, но так и не смог найти узел. Наконец, Агата без спросу выбралась из лодки и показала ему, где искать.
— По правде говоря, узел у тебя прямо под носом. Типичный мужчина!
Они вместе вернулись к лодке. Тибо завернул Агату в одеяла и накормил ее бутербродами. На небе показались звезды.
— Тибо, ты знаешь, куда мы плывем?
— Примерно представляю.
— Ты сможешь отыскать путь?
— Наверное.
— Шансы невелики, да?
— У нас ведь вообще никогда не было шансов, Агата, так что это — самый верный наш шанс.
— Тогда поехали.
Тибо схватился за веревку, привязанную к носу, и развернул лодку в море и оттолкнул от берега. Управляться с лодкой в присутствии Агаты было совсем не то же самое, что под взглядами рыбаков, выглядывающих из окон гостиной. Они заставляли его нервничать, Агата же вселяла уверенность; рыбаки хотели, чтобы он опозорился, Агата — чтобы справился. Тибо положил перед собой карманный компас, который дал ему Гильом, взглянул на звезды и налег на весла. Говорить было больше не о чем. Он смотрел на Агату, Агата смотрела на него; поднялась луна и залила море своим светом; Тибо греб.
— Совёнок и Кошечка по волнам в новой лодочке вдаль плывут, — вдруг запел он, и допел песенку до самого конца, до «танцевали вдвоем на тихом морском берегу».[7] Агата была в восторге.
— Я, правда, не кошка, — сказала она.
— Да и я не совенок.
— Нет, Тибо, нет! Ты совенок, самый настоящий!
