его не сбывал награбленное, никто дешевле не скупал невольников на турецких рынках и не перепродавал их прибыльнее на берберийском побережье.
Нетрудно догадаться, о чем беседовали между собой Николай Старкос и Скопело, что обсуждали они, как оценивали события бушевавшей в то время войны, какие выгоды предполагали извлечь из нее.
— Что происходит сейчас в Греции? — спросил капитан.
— После вашего отъезда почти ничего не изменилось, — отвечал Скопело. — Видно, за тот месяц без малого, что «Кариста» проплавала у берегов Триполитании, вы не получали никаких известий?
— Действительно никаких.
— Так вот, я сообщаю вам, капитан, что турецкие суда совсем уже готовы перевезти войска Ибрагима на Гидру.
— Это я знаю, — ответил Старкос. — Видел их вчера вечером на Наваринском рейде.
— Вы нигде не останавливались после того, как вышли из Триполи? — спросил Скопело.
— Останавливался… однажды! Всего на несколько часов в Итилоне… чтобы пополнить команду «Каристы». Но после того как я потерял из виду берега Мани, мне нигде до самой Аркадии не отвечали на сигналы.
— Видимо, нечего было сообщать, — заметил Скопело.
— Скажи-ка, — продолжал Николай Старкос, — что делают сейчас Миаулис и Канарис?
— Их действия, капитан, свелись к внезапным нападениям, способным принести только частичный успех, но не полную победу! И пока они охотятся за турецкими кораблями, пираты чувствуют себя привольно в водах Архипелага.
— А что, по-прежнему говорят о…
— О Сакратифе? — перебил Скопело, слегка понизив голос. — Да!.. повсюду… и везде, Николай Старкос, и только от него зависит, чтобы заговорили еще больше!
— И заговорят!
Николай Старкос залпом осушил стакан, который Скопело тут же снова наполнил, и встал. Он несколько раз прошелся взад и вперед по комнате; затем приблизился к окну и, скрестив руки, долго прислушивался к доносившемуся издали грубому пению турецких солдат.
Наконец, возвратившись к столу, он снова сел против Скопело и, резко переменив разговор, спросил:
— Я понял по твоему сигналу, что у тебя здесь припасены невольники?
— Да, Николай Старкос, и столько, что ими можно нагрузить корабль водоизмещением в четыреста тонн! Здесь все, что осталось после резни в павшем Креммиди! Клянусь дьяволом! Турки на этот раз перестарались! Будь их воля, они не оставили бы в живых ни одного пленника!
— Тут и мужчины и женщины?
— Да, и дети… словом, всех понемногу!
— Где они?
— В Аркадской крепости.
— Дорого ты за них заплатил?
— Н-да! Паша оказался не особенно сговорчивым, — ответил Скопело. — Он считает, что война за независимость идет к концу… по несчастью! А прекратится война — прекратятся и сражения! Как говорят в Берберии: нет войны — нет набегов, нет набегов — нет живого и всякого иного товара. Но если невольников мало, цена на них поднимается! Одно покрывает другое, капитан! Я знаю из верного источника, что сейчас на африканских рынках сильная нужда в рабах, и мы выгодно продадим наших!
— Ладно! — отвечал Николай Старкос. — А у тебя все готово? Ты можешь сейчас же отправиться со мной на «Каристу»?
— Да, все закончено, и меня здесь ничто не задерживает.
— Хорошо, Скопело! Через неделю, самое большее через десять дней, корабль, посланный из Скарпанто, заберет наш товар. Его беспрепятственно выпустят?
— Беспрепятственно. Я твердо договорился, — заверил Скопело. — Как только уплатим денежки. Стало быть, нужно заранее снестись с банкиром Элизундо, чтоб он учел наши векселя. Его подпись много значит: паша примет их как звонкую монету.
— Я сейчас же напишу Элизундо, что вскоре приеду в Корфу и покончу там с этим делом…
— И с этим… и с другим, не менее важным, не так ли, Старкос? — добавил Скопело.
— Быть может!.. — ответил капитан.
— По правде говоря, того требует справедливость! Элизундо богат… несметно богат, по слухам!.. А кто обогатил его, как не мы своей торговлей?.. Да, с риском повиснуть на мачте по свистку боцмана!.. Эх, в нынешние времена очень выгодно быть банкиром пиратов Архипелага! Итак, повторяю, Николай Старкос, того требует справедливость!
— Чего требует справедливость? — спросил Старкос, пристально глядя в глаза своему помощнику.
— Э, словно вы сами не знаете? — отвечал Скопело. — Признайтесь, капитан, положа руку на сердце, ведь вы добиваетесь только того, чтобы в сотый раз услышать то же.
— Возможно!
— Так вот, дочь банкира Элизундо…
— Что справедливо, то будет сделано!.. — перебил его Старкос, вставая из-за стола.
Затем он вышел из кабачка и в сопровождении Скопело направился к пристани, где его уже ждала шлюпка.
— Садись, — сказал он Скопело. — По приезде в Корфу мы договоримся с Элизундо о векселях. А когда это дело уладится, ты вернешься в Аркадию и выкупишь груз.
— Слушаю! — отозвался Скопело.
Через час «Кариста» уже выходила из залива. И еще до захода солнца Николай Старкос уловил далекие раскаты грома. Они доносились с юга.
Это грохотали пушки союзных эскадр на Наваринском рейде.
6. В ПОГОНЮ ЗА ПИРАТАМИ АРХИПЕЛАГА!
Неуклонно держа путь на норд-норд-вест, саколева плыла мимо сменяющих друг друга живописных Ионических островов.
К счастью для «Каристы», вид добропорядочного левантского судна, то ли прогулочной яхты, то ли торгового корабля, ничем не выдавал ее истинного характера. В противном случае со стороны капитана было бы рискованно подставлять себя под орудия британских укреплений или отдаваться на волю фрегатов Соединенного королевства.
Только каких-нибудь пятнадцать морских лье отделяет Аркадию от острова Занте — «цветка Леванта», как поэтично называют его итальянцы. Вдали, за заливом, по которому неслась «Кариста», виднелись зеленеющие вершины горы Скопос; по ее уступам взбегают густые рощи оливковых и апельсиновых деревьев, пришедшие на смену дремучим лесам, некогда воспетым Гомером и Вергилием.
С берега, с юго-востока, дул ровный попутный ветер, и саколева под лиселями быстро разрезала воды тихого в тот час, как озеро, моря вокруг Занте.
К вечеру «Кариста» прошла в виду столицы острова, носящей одно с ним название. Это — красивый, итальянский городок, расцветший на земле Закинфа, сына троянца Дардана. С палубы судна были видны лишь огни города, протянувшегося на добрую половину лье по берегу круглой бухты. Огни эти, горевшие на разной высоте — от портовой набережной до кровли венецианского замка, воздвигнутого на уровне трехсот футов над уровнем моря, образовывали точно огромное созвездие, причем самые яркие его светила отмечали дворцы эпохи Ренессанса, расположенные на главной улице, и собор св. Дионисия Закинфского.
Жители Занте претерпели глубокие изменения от соприкосновения с венецианцами, французами, англичанами и русскими; они, не в пример туркам, обосновавшимся на Пелопоннесе, не вели с Николаем
