получше. Не могли бы вы разузнать, от кого оно — это можно сделать в канцелярии Доусона[176], в Замке. Судя по каракулям, похоже, что от Пэтти Ролт. Бог с ним, я лучше почитаю сначала письмо от моих МД. Ах нет, оно от бедной леди Беркли: она приглашает меня приехать нынешней зимой в замок; а вот то, что она пишет дальше, глубоко меня огорчает: бедняжка выражает надежду, что милорд начнет теперь выздоравливать[177]. Ну, а теперь, наконец, приступим к письму МД. Нет, с ним все в порядке, хотя я было подумал, что тут какая-то ошибка. Дело в том, что ваше письмо, № 3, которое я сейчас получил, помечено 26 сентября, а письмо от Мэнли, пришедшее пять дней тому назад, было помечено 3 октября, выходит, ваше письмо шло на две недели дольше; впрочем, я подозреваю, что оно просто пролежало в канцелярии Стиля, он о нем забыл. Ладно, теперь с этим покончено: он отстранен от должности. Вам следует поэтому передать всем, кто посылает мне пакеты, чтобы они обертывали их в бумагу и адресовали мистеру Аддисону в Сент-Джеймскую кофейню, то есть чтобы это были не обычные письма, а пакеты. Пусть епископ Клогерский при встрече с архиепископом скажет ему об этом. Ну, а что касается вашего послания, так оно меня прямо-таки взбесило: вертихвостки вы этакие. Я веду себя как самый примерный мальчик во всем христианском мире, а вы пристаете с пустяками, коим красная цена пенни. — Но погодите, я загляну в свою записную книжку. Мне показалось, что между моим № 2 и № 3 был какой-то перерыв. Помилуйте, я вовсе не обещал посылать вам каждую неделю по письму, но буду каждый вечер писать понемногу и, когда заполню обе страницы, тогда и отправлю; получится раз в десять дней, и право же, это достаточно часто, если же вы возьмете за правило писать Престо непременно по вторникам или в понедельник, ей-богу, тогда это очень скоро превратится в обузу, уж лучше пишите, когда вздумается. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет — Какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта, какого черта! Ни в коем случае, бедняжка Стелла. Растяпа вы эдакая, я желаю, чтобы лошадь была в вашей… спальне. Разве я не приказал Парвисолу беспрекословно выполнять все ваши распоряжения? И разве я не писал в предыдущих письмах, что вы вольны хоть солить и варить свою лошадь, если это вам будет угодно? И вообще, с какой стати вы пристаете ко мне со своими лошадьми? Какое они имеют ко мне отношение?.. Перемены… могут послужить помехой в моем деле? Перемены — мне помеха? Да если бы не эти самые перемены, я бы как раз и не сумел ничего добиться! А теперь, каких я только не возлагаю надежд, хотя, конечно, никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Завтра я должен получить ответ, и мне обещали, что он будет благоприятным. Полагаю, я уже достаточно обрисовал и в этом и в предыдущем письме, каковы мои отношения с новыми министрами; уж если хотите знать — вдесятеро лучше, чем когда бы то ни было с прежними; в сорок раз больше обласкан. Завтра мне предстоит обедать с мистером Гарли и, если он будет продолжать в том же духе, как начал, то ни один из смертных еще не удостаивался лучшего обхождения. Что касается матушки Стеллы, то я уже достаточно писал об этом раньше. Наверно, ее сейчас нет в Лондоне, потому что мне пока не удалось ее повидать. Мою сатиру превозносят до небес, однако никто, кроме сэра Эндрю Фаунтейна, и не догадывается, что это моих рук дело; по крайней мере, мне ничего на этот счет не говорят. Разве я не писал вам об одной важной персоне, принявшей меня чрезвычайно холодно? Так вот, я метил в него[178] , но только, пожалуйста, никому не рассказывайте; это была небольшая месть и не более того. Я непременно привезу вам эти стихи. Епископ Клогерский все же смекнул, что очерк в «Тэтлере» насчет сокращения слов и прочего сочинен мной. Но не довольно ли, о господи!
15. Впредь я постараюсь писать разборчивей, если только не забуду; ведь Стелле нельзя утруждать глазки, а Дингли не слишком навострилась разбирать мой почерк. Боюсь, письма у меня получаются очень уж длинными; постарайтесь в таком случае вообразить, что это не одно письмо, а два, и читайте их в два приема. Обедал сегодня у мистера Гарли; в числе прочих был также мистер Прайор[179]. Мистер Гарли оставил мою памятную записку у королевы, которая изъявила согласие даровать первины и двадцатину и, как мы надеемся, объявит об этом завтра на заседании кабинета министров. Однако прошу вас, не говорите об этом ни одной живой душе, пока решение не будет обнародовано, — так мне было велено; а тем временем я надеюсь добиться еще кое-чего поважнее. После обеда пришел лорд Питерборо[180]; мы вспомнили с ним, что уже были прежде знакомы, и он тотчас проникся ко мне необычайным расположением. Разговор зашел о стихотворном памфлете под названием «Сид Хамит». Мистер Гарли взялся было его пересказывать, а потом вынул памфлет и передал для прочтения одному из сидевших за столом гостей, хотя все они уже не раз его читали. Тогда лорд Питерборо объявил, чти он этого не допустит, забрал стихи и сам стал читать их вслух, а мистер Гарли после каждой строки подталкивал меня, чтобы обратить мое внимание на особенно удачные места. Прайор, посмеиваясь, объявил их автором лорда Питерборо, а милорд возразил, что, насколько ему известно, стихи принадлежат Прайору, после чего Прайор приписал их мне, а я — ему. Никто в Лондоне и не догадывается о моей причастности к ним, тем не менее, они сочинены мной, но знаете об этом только вы одни. Ставлю десять против одного, что в Ирландии они едва ли появятся, а здесь они разошлись с непостижимой быстротой. Гарли представил меня лорду-президенту Шотландии[181], а также лорду казначейства мистеру Бенсону[182]. Мы с Прайором ушли в девять и просидели после этого до одиннадцати в «Смирне»[183], принимая там своих знакомых.
16. Ранним утром я отправился в портшезе вместе с Патриком, шествовавшим впереди, к мистеру Гарли, дабы вручить ему, согласно его пожеланию, еще один экземпляр моей памятной записки, но он был очень занят, так как собирался идти к королеве, и мне не удалось его повидать. Он все же передал мне, что просит оставить ему бумаги, и извинился за свой поспешный уход. Признаться я был несколько обескуражен, но мне сказали, что это ровно ничего не означает и что я смогу в этом убедиться во время следующего визита. Я умаслил привратника, дав ему полкроны на чай, так что по крайней мере в ближайшее время у меня на этот счет все будет в порядке. Обедал в Сити у Стрэтфорда с бургундским и токайским, а возвратился оттуда пешком, как самая последняя шваль; потом я побывал у мистера Аддисона, а ужинал с лордом Маунтджоем, после чего меня всю ночь мутило. Да, совсем было запамятовал сказать вам, что я купил шесть фунтов шоколада для Стеллы и раздобыл небольшой деревянный ящик и, кроме того, у меня припасен изрядный жгут бразильского табака для Дингли и пузырек с настойкой первоцвета для Стеллы — все это с присовокуплением двух носовых платков, купленных мистером Стерном, за которые вам следует ему уплатить, будет вложено в этот ящик, адресованный миссис Карри, и отправлено с доктором Хокшоу[184], с которым я не видался; однако Стерн обещал все это устроить. Шоколад — это подарок мадам Стелле. Только не вздумайте, маленькая плутовка, все это читать своими маленькими глазками, передайте-ка лучше письмо Дингли, а уж я постараюсь писать почерком ясным, как небеса; и пусть вместо Стеллы пишет Дингли, а Стелла, раз она опасается за свои глазки, пусть ей диктует.
17. Это письмо должно было уйти с сегодняшней почтой, но помешали всякие дела, и, кроме того, два вечера подряд я возвращался слишком поздно, а посему оно теперь задержится до четверга. Я был зван нынче вместе с мистером Стерном на обед и пил там ирландское вино; перед тем как мы расстались, явился предводитель всех пустобрехов полковник Эджворт[185], а посему я поспешил откланяться. Сегодня вышел «Тэтлер», целиком заполненный моим «Дождем» и вступлением к нему. Меня уверяют, что это самое лучшее из всего, когда- либо мной написанного, и я, признаться, держусь того же мнения. Думаю, что епископ Клогерский даст вам его прочесть. Напишите мне, пожалуйста, пришелся ли он вам по вкусу. Тук собирается напечатать мои «Разные сочинения»[186]. Я не пожалел бы пенни, чтобы, среди прочего, в него вошло мое письмо епископу Киллалуйскому[187]; это было бы свидетельством моего уважения к нему. Не могли бы вы, будто ненароком, упомянуть, что слыхали о готовящемся издании моих «Разных сочинений» и потому очень бы хотели, чтобы издатель имел в своем распоряжении и это письмо; но только не проговоритесь, что пожелание исходит от меня. Я уже, собственно, запамятовал, удалось оно мне или нет, но поскольку его очень уж хвалили, то я и подумал, что оно, возможно, заслуживает быть напечатанным. Завтра я закончу это письмо, с тем чтобы на следующий день его отправить. Мне очень досадно, что вам пришлось писать третье письмо, получив от меня только второе, в то время как я написал вам целых пять; надеюсь, теперь они вами уже получены; а засим объявляю вам, что вы дерзкие, маленькие, славные, дорогие плутовки и прочее.
18. Я был приглашен нынче на обед вместе со Стрэтфордом и прочими к одному
