– Да… – бормочет она едва слышно, – это верно! Она была бы в ее летах… с такими же золотистыми волосами, с глубокими глазами… с таким же нежным цветом лица… с такой же благородной осанкой… Все это не похоже на маркитантку!
Видя, что молодая девушка смотрит ей в глаза, незнакомка нежно прибавляет:
– От вас, дитя мое, я охотно приму стакан воды!
Она жадно пьет воду, не отрывая взора от Розы. Забыв о битве, о выстрелах, о стонах раненых, забыв, что она пленница, забыв свою ненависть, дама спрашивает:
– Как вас зовут, дитя мое?
– Роза Пинсон, сударыня!
– Роза! Прелестное имя, и так идет вам! Где вы родились? Откуда ваши родители?
Тетка Буффарик, несколько подозрительная, прерывает ее:
– Мой муж из Прованса, я из Эльзаса, моя дочь родилась там же. Только мне, сударыня, некогда, я сейчас должна нести воду зуавам, а Розу ждут раненые… Прощайте, сударыня!
Незнакомке не хочется отпустить Розу. Ощущая настоятельную необходимость установить связь между собой и девушкой, оставить в ее сердце воспоминание о разговоре, она снимает роскошную брошку, украшенную черными алмазами, поддерживающую воротник, и, подавая ее Розе, говорит:
– Возьмите это от меня на память!
Молодая девушка краснеет, отступает и с достоинством отвечает:
– За стакан воды? Что вы, сударыня!
– На поле битвы стакан воды стоит целого состояния!
– Но ее мы даем всем… Даже неприятелю…
– Вы горды! Позвольте пожать вам руку!
– От всего сердца, сударыня! – отвечает Роза, протягивая ручку, которой позавидовала бы любая герцогиня.
В этот момент является адъютант с приказанием обыскать карету и привезти к генералу даму в черном. Нежная, но сильная рука крепко сжимает руку Розы.
Девушка вздрагивает, чувствуя ее мраморный холод. Коляска уезжает, и незнакомка, глаза которой следят за изящным силуэтом Розы, бормочет:
– Да! Ее лета. Она была бы так же горда и прекрасна. Будь проклята Франция! Будь вечно проклята!
Битва в полном разгаре. Дивизия Боске видимо тает.
Бесстрастный с виду, но очень бледный, генерал считает минуты. Через короткое время он будет окружен. Остается одно средство – наступление, чтобы дать дивизии вздохнуть свободно, чтобы прорвать этот круг железа и огня.
Если это не поможет, погибнут все до последнего солдата!
Дежурные офицеры окружили его и ждут приказаний.
– Ну, господа, прикажите командовать на приступ!
Офицеры летят галопом под огнем, чтобы передать приказание командирам корпусов.
Вдруг Боске вскрикивает, лицо его просияло.
– Англичане! Пора!
Это ожидаемая им дивизия – но с каким опозданием! Вдали, в пороховом дыму, озаренные пламенем пожаров, видны английские войска.
Великолепные пехотинцы идут сомкнутыми рядами словно на параде, стройно, ровно, считая шаги.
Грандиозно, красиво, но – нелепо!
Почему не развернуть фронт подальше от пушек? Почему не раздробить войска, оберегая их от выстрелов?
Русские артиллеристы хорошо работают. В четверть часа третья часть наличного состава солдат на земле.
Неустрашимые английские солдаты все-таки перешли Альму и грозят правому крылу русских.
В дивизии Боске слышится команда:
– Мешки наземь! В штыки! Барабанщиков и трубачей сюда! На приступ!
Раздается звук трубы под аккомпанемент барабана.
Люди рвутся в бои. Зуавы и Венсенские стрелки идут впереди.
Русские стоят неподвижно, подняв штыки. Вдруг все замирает. Трубы и барабаны замолкли. Несколько минут царствует гробовое молчание.
– Да здравствует император! Да здравствует Франция! – вырывается восторженный крик из пяти тысяч грудей.
Русские отвечают стрельбой.
Французы, прыгая, как тигры, бросаются на человеческую стену. Перед ними рослые молодцы в плоских фуражках, одетые в серые шинели и большие сапоги.
Ужасающее столкновение! Лязг металла, проклятия, стоны, вопли, рыдания.
Спокойные, терпеливые, хорошо дисциплинированные, эти русские великаны, в усах и с баками, стоят плотной стеной под натиском неприятеля.
Удивляясь храбрости русских солдат, Наполеон сказал: «Убить их – это мало! Надо заставить их упасть!»
Первая линия прорвана, уничтожена, за ней стоит другая, готовая к битве…
Охотники, зуавы, линейцы, опьяненные кровью и порогом, налетают как ураган.
Русские не сдаются и не бегут, а умирают на месте.
В несколько минут Владимирский полк потерял своего полковника, трех батальонных командиров, четырнадцать капитанов, тридцать лейтенантов и тысячу триста солдат, убитых и раненых. Из Минского и Московского полков выбыла половина наличного состава людей.
В центре дивизия Канробера захватила все неприятельские позиции.
Медленно, шаг за шагом, русская армия отступает к стратегическому пункту, известному под названием «телеграф».
На возвышенности, окраины которой защищены насыпями, высится деревянное здание, выстроенное из досок, соединенных перекрестными брусками.
Тут хотели устроить сигнальный телеграф, от этого и возвышенность, и башня получили свое название.
Снова разгорается битва, ужасная, ожесточенная. По блестящему плану Боске, вперед выдвигается резервный полк алжирских стрелков.
– В штыки!
Стрелки отчаянно бросаются вперед.
Обманутые восточным видом и голубой формой стрелков, русские принимают их за турок и презрительно кричат:
– Турки! Турки!
Иллюзия их кратковременна, но жестока. Одним прыжком стрелки перескакивают траншею, насыпи и попадают в середину русских.
Брешь готова. Зуавы, охотники и линейцы стремительно бросаются в нее, в то время как стрелки, расширяя брешь, вопят во все горло:
– Турецкие макаки! Вот вам и стрелки!
Храбрые африканцы сделались героями последней битвы, которая все еще продолжается благодаря непобедимой стойкости русских.
Жажда крови охватила всех людей. Всюду идет бесчеловечная резня! Стреляют друг в друга, протыкают штыками, убивают пулями или просто прикладами ружей.
Обезоруженные солдаты душат, давят, кусают врагов. Всюду мертвые и раненые.
Вокруг башни отчаянная борьба. Вверху развевается русский флаг, пока не найдется смельчака, который водрузит там французские цвета.
Многие, кто пытался сделать это, погибли. Много смельчаков было убито, когда лейтенант Пуадевин,
