то, что она говорила о прохладных синих волнах и их населении, находится сейчас вокруг нас.
«Только подумайте! Удивительно! – говорила она, – Земля внезапно раскрывается, воздух сгущается и превращается в морские волны… Смотрите, смотрите! Вот волны уже видны и надвигаются на нас. Повсюду вода! Нас окружают тайны подводного мира!..» Она стояла уже на ногах и говорила с таким убеждением, в ее голосе звучало такое неподдельное изумление и ужас, а на детском личике отразились одновременно и безумная радость и страх, что в тот момент, когда она закрыла глаза обоими руками и с надсадным воплем рухнула на песок, вскричав: «Вот она эта волна!.. Она пришла!.. Море, море, мы тонем!..» – вслед за ней и все мы попадали ниц, отчаянно крича. Мы тоже искренне поверили, что нас действительно поглотила морская пучина и теперь нас уже нет в живых!..
Елена очень любила в сумерки собирать вокруг себя маленьких детей, вести их в музей бабушки и там поражать их воображение сверхъестественными рассказами, неслыханными приключениями, в которых главной героиней была она сама. Каждый экспонат музея доверял ей свои тайны, передавал свои предыдущие воплощения или эпизоды из их жизни.
Где она могла услышать про перевоплощение? Кто ей в нашей православной семье мог рассказать о переселении душ? Она любила ложиться на своего огромного тюленя, гладить его серебристую шкуру и рассказывать нам приключения, которые он ей передавал. Она говорила так красноречиво, таким красочным языком, что даже взрослые незаметно для себя оказывались увлеченными ее волнующими рассказами. Младшая же аудитория верила каждому ее слову.
Однако Елена не только любила рассказывать, но и слушать рассказы других людей. В семье Фадеевых жила старая няня, которая славилась своими сказками, число которых было бесконечным. «Иван-царевич», «Кащей бессмертный», «Серый волк», «Ковер-самолет», «Прекрасная Мелетреса», которая томилась в подземном царстве, пока ее не освободил царевич, отперев дверь золотым ключом, – все это очень волновало нас всех. Только обыкновенные дети быстро забывали эти сказки, а Елена никогда их не забывала и вовсе не считала их фантазией. Она глубоко переживала приключения этих героев, их заботы и стремления и уверяла, что все эти события вполне естественны. Люди могут превращаться в зверей и принимать любой вид, если только они знают, как это делается, люди могут летать, если только они сильно это пожелают. Такие мудрые люди существовали во все времена и существуют в наши дни. Но они показываются только тем, кто их почитает, кто им верит и не смеется над ними…
В доказательство этого она любила указывать на столетнего старца, который жил недалеко от их поместья в лесном овраге. Этот старец «Бараниг Буряк» был, как говорили люди, настоящим волшебником, но добрым волшебником. Он охотно лечил всех больных, которые к нему обращались, но мог и наслать болезнь на грешников. Он хорошо знал оккультные свойства растений, цветов, и про него говорили, что он умеет предсказывать будущее. Рядом со своей избушкой он устроил пасеку с множеством ульев. Летом в послеобеденное время его всегда можно было увидеть на этой пасеке, медленно проходящим среди ульев, увешанным с ног до головы роями своих любимиц – пчел. Он прислушивался к их жужжанию, безнаказанно погружал свои руки в ульи и беседовал с пчелами. Пчелы замолкали, как бы вслушиваясь в его непонятную речь, похожую не то на монотонное пение, не то на бормотание. По-видимому, златокрылые труженицы и их хозяин хорошо понимали друг друга. В этом Елена была совершенно убеждена.
«Бараниг Буряк» интересовал девочку, и она при каждом удобном случае навещала его. Она задавала ему вопросы, с серьезным вниманием вслушивалась в его объяснения о том, как понять язык птиц, животных, насекомых.[1] Что касается столетнего мудрого старца, то он не раз нам говорил: «Эта маленькая барышня совсем отличается от всех вас. Большие события ожидают ее в будущем. Жаль, что я не доживу до того, чтобы увидеть исполнившимся предсказанное мною,
Глава 4
Юность и замужество
Очень мало известно о юности Елены фон Ган, быть может потому, что юность эта была очень уж короткой: она вышла замуж, когда ей еще не исполнилось семнадцать лет. Е. Ф. Писарева (автор известной биографии Е. П. Блаватской) писала: «Одним из ее качеств, которое притягивало к ней друзей, но в то же время и очень вредило ей, был ее меткий, блестящий юмор, чаще всего доброжелательный, но нередко сильно задевавший мелких честолюбивых людей. Кто знал ее в молодости, с удовольствием вспоминает ее веселую, открытую, чистую, умную, полную юмора речь. Она любила шутить, волновать, поддразднивать людей». [23, январь, 1913]
Девочка, ездившая верхом на неоседланной казацкой лошади, не склонявшаяся ни перед чьим авторитетом, сохранила эти черты характера и в юности. Она сама говорила: «Я ненавидела так называемое „высшее общество“, как ненавидела лицемерие в любом его проявлении, и устремлялась всегда против этого общества с его нормами приличия». «Я ненавижу наряды, украшения и цивилизованное общество; я презираю балы, залы. Как сильно я их презирала, показывает следующий случай. Когда мне исполнилось 16 лет, меня заставили однажды пойти на большой бал у царского наместника Кавказа. Мои протесты никто не хотел слушать, и мне сказали, что велят прислуге насильно меня одеть, вернее раздеть, соотвественно моде. Тогда я умышленно сунула ногу в кипящий котел и потом должна была 6 месяцев сидеть дома. Как я говорила вам, во мне нет никакой женственности. Если бы в моей юности какой-то молодой человек посмел заговорить со мною о любви, я застрелила бы его, как собаку, стремящуюся меня укусить. До 9 лет единственными „нянями“, которых я признавала, были артиллерийские солдаты и калмыкские буддисты». [8, XXII, с.32]
Ее раннее замужество и поспешное бегство от супруга вызвало всеобщее непонимание. Е. Ф. Писарева высказывает следующие предположения: «Ее брак в 17-летнем возрасте со старым нелюбимым человеком, с которым у нее не могло быть ничего общего, можно объяснить лишь страстным ее желанием добиться большей свободы. Если представить себе жизнь женщины из „высшего общества“ в провинции, со всеми предрассудками этого общества и скучнейшим этикетом, то можно легко понять, как все это подавляло такое впечатлительное, несдержанное, свободолюбивое юное существо». [22, январь, 1913]
По мысли же ее тети, Н. А. Фадеевой, у нее не было столь серьезных соображений. Причем трудно понять, как брак с человеком более высокого положения мог освободить ее «от цивилизованного общества, нарядов и украшений». По мнению Фадеевой, причиной брака был ее легкомысленный характер. «Просто ее на это спровоцировала гувернантка, говоря, что при ее характере и темпераменте вряд ли найдется мужчина, который согласился бы жениться на ней. Чтобы еще более усилить свои слова, гувернантка добавляла, что даже тот старый человек, над которым она так смеялась и называла „ощипанной вороной“, даже он не пожелал бы иметь ее своей женой! Этого было достаточно, чтобы через три дня она сделала ему предложение и затем, испугавшись, старалась увильнуть от своего обещания, но было уже поздно». [20, с. 39]
Можно спросить: «Почему поздно?». Ведь в России обручение расторгалось и раньше, почему же его нельзя было расторгнуть в этом случае? Блаватская в 1885 году, когда Синнет с большим трудом старался вытянуть у нее некоторые данные для своих мемуаров, писала ему: «Если бы вы были в моей шкуре, когда всю зиму семья моя бомбардировала меня письмами, наставляя меня не делать того или иного шага, не нарушать того или иного семейного обычая, не ругать то или иное из их достоинств и т. д., и т. д., то вы бы поняли, насколько эти воспоминания действуют мне на нервы. Дело обстояло так, что если бы я хотя бы одной фразой напомнила о своих многочисленных просьбах не выдавать меня замуж за старого Блаватского, то это вызвало бы протест со стороны моих родных, которые стремились доказать, что не тетя моя и другие родные, но мой отец и я сама виновны в этом смехотворном браке». [14, с.214]
В другом письме она писала: «Моя тетя, г-жа Витте, клялась, что она проклянет меня в свой смертный час, если разрешу опубликовать свои мемуары, пока мои родственники еще живы». [14, с.217]
«Более подробные сведения о моем браке? Смотрите, теперь они говорят, что я сама хотела выйти замуж за это старое чучело. Пусть будет так. Мой отец был в четырех тысячах миль от меня, моя бабушка была слишком больной; было так, как я вам уже говорила. Я обручилась, чтобы отомстить моей гувернантке, не думая о том, что не смогу расторгнуть обручение, ну, а карма последовала за моей ошибкой. Нет возможности сказать правду, не обижая людей, и я ни за что на свете не хотела бы осудить их теперь, когда они давно уже умерли. Пусть это останется на моей совести. Был спор между сестрой моей и тетей, когда первая, всегда осуждавшая меня, говорила, что я своим браком опозорила своих покойных родственников. Пусть будет так». [14, с.157]
