крыльцо выбежала Марлин. Лица ее Хилари не видела, но нетрудно было догадаться, что кузина в настоящей ярости.
— Я тебя ненавижу! — выкрикнула Марлин. — Тебе плевать на меня, плевать на ребенка! Ты думаешь только о себе! Я ненавижу тебя, Коннер Сент-Джордж!
Голос ее дрогнул и умолк; она сползла на пол, одной рукой цепляясь за перила, а другой закрывая лицо.
— Ненавижу тебя, — повторяла она сквозь слезы, — ненавижу!
Хилари выскочила из машины и помчалась к дому. Показавшийся на пороге Коннер увидел, как она заключает плачущую родственницу в объятия.
— Что происходит? — воскликнула она. — Что вы с ней сделали?
Гладя Марлин по белокурой голове, она ждала ответа, но Коннер молчал. Глаза их встретились. Ее взгляд — сердитый и встревоженный; его…
Странное слово пришло Хилари на ум, когда она окунулась в серо-голубые глубины его глаз, — опустошенность. Никогда еще она не встречала человека, к которому это слово так подходило бы, как к Коннеру Сент-Джорджу.
Рыдания Марлин наконец утихли; теперь она сидела на кровати у себя в спальне, уставившись в стену и нервно теребя одеяло. Несмотря на бурную сцену, ее шелковистые белокурые волосы не растрепались; Хилари заметила, что даже во время самых неистовых рыданий кузина не забывала поправлять прическу и отгонять надоедливую мошкару. Похоже, она не так уж убита горем, с легкой улыбкой подумала Хилари.
Марлин со вздохом откинулась на подушку и сложила руки на своем шестимесячном животе.
— Хилари, он настоящий садист. Я серьезно! Не дает мне ни цента из денег Томми. Как ты думаешь, почему? Да просто хочет, чтобы я помучилась!
Хилари, во время рыданий кузины сидевшая на краешке кровати, теперь переместилась в кресло.
— Марлин, милая, тебе не кажется, что ты малость преувеличиваешь?
Марлин снова вцепилась в одеяло.
— Нет, не кажется! Он хочет, чтобы я жила здесь как в тюрьме, на коленях умоляла о каждой мелочи! Чтобы помнила, что он меня и кормит, и одевает из милости!
Хилари обвела глазами просторную уютную спальню, по-видимому обставленную совсем недавно. Голубое сатиновое белье, занавески в цветочек, зеркало с подзеркальником, уставленным дорогой косметикой, — все это едва ли напоминало тюрьму. Да и сама кузина в красивом синем платье для беременных, явно из натурального шелка, совсем не выглядела бедной сироткой. Впрочем, деньги — не главное. Порой случается, что человек одной рукой одевает тебя в шелка и дарит дорогие духи, а другой вырывает сердце из груди. Таков был отец Хилари: он давал матери все, что можно купить за деньги, но отказывал в любви и внимании.
Устроившись поудобнее на горке подушек, Марлин продолжала свои жалобы:
— Он не выпускает меня из дому. А сам пропадает целыми днями! Коннер, понимаешь ли, хочет выкупить Драконов Ручей. У него только и разговоров, что об этом несчастном Ручье! То он с кем-то встречается по поводу Ручья, то часами говорит о нем по телефону, то, если очень повезет, объясняет мне, какой замечательный этот комплекс и почему его надо выкупить! Можно подумать, мне интересно это знать! Вообще не понимаю, у его фирмы миллион туристических комплексов, а он почему-то свихнулся на этом! Здесь красиво, согласна, но… — Она подняла на Хилари огромные, полные слез глаза. — Понимаешь, Хилари, я для него ничем не лучше племенной кобылы! Он не видит во мне человека! Ему наплевать, как я себя чувствую, важно только, как там младенец. Ему неважно, что я вдова Томми, — главное, чтобы продолжился род Сент-Джорджей. — Голос ее снова задрожал. — Если с ребенком что-то случится, вот увидишь, я не успею и глазом моргнуть, как окажусь на улице…
Хилари решила, что пора прервать этот поток мелодраматических излияний.
— Дорогая, не говори таких вещей. С ребенком ничего не случится — это во-первых. А во-вторых, каковы бы ни были его мотивы — чувство долга или…
— Или садизм, — угрюмо вставила Марлин.
— Или что-нибудь еще, по крайней мере он готов заботиться о тебе до рождения ребенка. Важно именно это, согласна?
— Ну, может быть, — неуверенно протянула кузина. — А что будет дальше?
На этот вопрос у Хилари ответа не было. Она и сама себя спрашивала — что же дальше? Неужели Коннер воображает, что они уживутся здесь втроем — он, невестка и ребенок? Или надеется играть роль богатого дядюшки — помогать Марлин деньгами, а племянника или племянницу навещать по большим праздникам?
— Я не удивлюсь, — с горечью заметила Марлин, — если он попытается от меня откупиться. Потребует, чтобы я продала ему ребенка.
Хилари потрясенно уставилась на нее.
— О чем ты говоришь, опомнись! Это просто смешно!
— Ты так думаешь? — прищурилась Марлин. — А по-моему, нет. Интересно только, сколько он предложит? — Она вздохнула. — Но в любом случае это же деньги Томми, верно? Почему же Коннер цедит их по доллару в день? Мог бы обходиться со мной и повежливее, у меня, в конце концов, тоже есть свои права…
Хилари подавила стон. Она приехала всего час назад — и уже готова потерять терпение! Но показывать раздражение нельзя, этим делу не поможешь.
И потом, ситуация и вправду странная. Как вдова Томми Сент-Джорджа, Марлин должна была унаследовать все его состояние. И где же ее деньги?
— Твоя главная задача сейчас — готовиться к родам. — Чтобы рассеять взвинченную атмосферу, Хилари взяла со стола руководство для будущих мам и начала неторопливо листать его. — Когда тебе рожать?
Но Марлин не желала успокаиваться. Она вскочила и, подойдя к окну, уставилась на горы мрачно, словно узник, смотрящий на мир сквозь решетку своей тюрьмы. Что делать дальше? Хилари отложила книгу и тоже подошла к окну.
— Доктор сказал, когда тебе рожать?
— Десятого декабря, — выдавила из себя Марлин.
Вот и ответ на мой вопрос, сказала себе Хилари. По крайней мере один из возможных ответов. Томми Сент-Джордж и Марлин поженились за три месяца до трагической гибели Томми, произошедшей в июле. Три плюс три плюс два, остающиеся до десятого декабря, — всего получается восемь месяцев. Выходит, Томми и Марлин зачали ребенка до свадьбы.
В наш просвещенный век, казалось бы, горевать не о чем; однако по опыту Хилари знала, что молодые люди нередко относятся к таким вещам с излишней серьезностью. «И только-то?» — мысленно воскликнула она, однако не позволила себе даже улыбнуться. Вместо этого она обняла кузину и ласково похлопала по плечу.
— Отлично, — твердо сказала она. — Хватит времени, чтобы походить по магазинам и купить для малыша все необходимое.
Но Марлин не откликнулась на ее ободрение.
— Я не могу ходить по магазинам, — капризно, со слезами в голосе ответила она. — Разве ты забыла? Его величество не дает мне ни цента! Наверно, хочет, чтобы я заворачивала его племянника или племянницу в кухонные тряпки!
— Я с ним поговорю, — пообещала Хилари, стараясь не показывать, как мало привлекает ее перспектива подобной беседы. — Вдвоем мы заставим его раскошелиться!
Как только кузина прилегла вздремнуть, Хилари тихо вышла из комнаты, радуясь возможности осмотреть дом. С чемоданом в руке она переходила из одной светлой просторной комнаты в другую, и удивление ее все росло. Ни хрома, ни стали, ни стекла. Никаких атрибутов холостяцкой обители, какие она ожидала увидеть. Мебель была по большей части деревянной; диваны и мягкие кресла создавали ощущение комфорта и уюта. Вьющиеся растения по углам вкупе с огромными окнами напоминали о
