Жена Сегэна вздумала поиграть на мандолине, быть может, музыка развлечет Адель. Зоя принесла из дома инструмент, и госпожа Сегэн начала тихо и задумчиво перебирать струны... Она так давно не играла! Столько было пережито с тех пор, как она в последний раз держала мандолину в руках!..
Под наплывом дум и воспоминаний она продолжала рассеянно перебирать струны, думая, какую выбрать пьесу, чтоб развлечь Адель.
Первые же ноты как будто пробудили Адель ото сна. Она обернулась лицом к своим и переводила широко раскрытые глаза с матери на инструмент и снова на мать - удивленно и вопросительно.
Сегэн тотчас заметил новое выражение в лице дочери. Сердце его дрогнуло радостным предчувствием, и в страстном возбуждении он воскликнул:
- Адель, о моя Адель!..
Затем, обернувшись к жене, нервно проговорил:
- Спой, Адель, ту песенку... ту, знаешь, которой ты убаюкивала ее... О, посмотри на нее! Пой же, пой скорее! Быть может, Господь сжалится...
Преодолевая страшное волнение, оглянувшись полными слез глазами на свое дитя, мать тихо и нежно запела:
Спи, моя крошка,
Спокойно усни!
Пусть ангелы в небе
Хранят твой покой!
Дитя дорогое...
Пение было прервано странным резким криком девушки. При первых же словах песни она вздрогнула всем телом и начала прислушиваться внимательно, напряженно... Потом с криком подбежала и также напряженно начала вглядываться в лицо госпожи Сегэн, а через минуту бросилась к ней на шею с громким, страстным криком:
- Мама! Мама!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, Господь сжалился и вернул ей память. Любимая мелодия детства задела в душе струну воспоминаний, и душа дрогнула, проснулась. Мало-помалу она вспомнила и отца, и сестру, многие картины детства: понемногу припомнила и родной язык.
За много-много лет впервые радость и счастье осенили дом Сегэна и его семью, к которой они могли причислить отныне и двух зятей - Галлера и Сен-Врэна.
К О Н Е Ц
