— Не волнуйся, здесь тебя никто не тронет, — сказал Сергей Викторович на прощание, и тяжелая металлическая дверь, громко лязгнув, отрезала меня от мира свободных людей.
Сильно болела голова, я ощущал дикую усталость, но сон не приходил. Стоило только закрыть глаза, как передо мной вставало лицо убитого с развороченной пулей глазницей. «А ведь ты убил человека!» — вертелась в голове мысль. Ее невозможно было прогнать, она вместе с навязчивым видением изматывала меня все сильнее. В какой-то момент я завыл в голос и стал биться головой об стену. Физическая боль слегка отвлекла от боли душевной. Это длилось недолго. Скоро все началось снова.
Солнце уже поднялось. Косые лучи пробивались сквозь толстую решетку, падая на грязный серый пол. За дверью слышался какой-то шум, он медленно приближался к моей камере, пока не открылось квадратное окно в двери, и хмурый молчаливый человек в бело-сером халате поставил алюминиевую кружку с лежащим на ней куском хлеба и миску с каким-то варевом. Настал и мой черед познакомиться с тюремной баландой. Есть ее было решительно невозможно.
— Наверное, пока невозможно, — иронично произнес я. Не зная здешних порядков, я на всякий случай вылил баланду в «очко» в углу камеры и вымыл миску, после чего снова забрался на кровать, медленно жуя казавшийся совершенно безвкусным хлеб.
Мне показалось, что прошло несколько дней, перед тем как дверь камеры отворилась. На пороге стоял Соколов. Он внимательно посмотрел на меня.
— Денис, так нельзя. Что с тобой? Чего ты так раскис? — давний друг присел рядом на кровать.
— Что со мной? Да так, ничего. Сегодня ночью я убил человека, а сейчас вот сижу в камере. Все прекрасно. Вот сейчас вы меня еще порадуете чем-нибудь. Я прав? — я, наконец, посмотрел Соколову в глаза. Тот быстро отвел взгляд. — Ну вот видите, прав!
— Денис, в любой ситуации нельзя раскисать. Тебе придется бороться, а для этого нужны силы.
— Бороться с кем? Все мои беды закономерны и справедливы. Я получаю то, что заслужил. Так что против рожна лучше не переть.
— Прекрасно, что ты это понимаешь. Тогда тем более не стоит унывать. Наказание, какое бы оно ни было, не может быть бесконечным. Наша же задача, чтобы ты не получил лишнего. Понимаешь?
— И это говорит мне заместитель Генерального Прокурора России?
— Да, Денис, именно так. Я же не виноват, что, решив совершить первое в своей жизни убийство, ты выбрал депутата?
— Ну да, юмор в стиле места, где мы находимся, — усмехнулся я.
— Ладно, Денис, давай соберись, и я расскажу тебе новости, — я молча кивнул. — Как я и предполагал, депутатский корпус встал на уши и требует крови. Твоей, естественно. К счастью, удалось свести дело к бытовухе, коей оно и является, а то горячие головы пытались из тебя чуть ли не киллера сделать.
— Блин, да что у меня за планида такая! Второй раз на те же грабли! — стукнул я в сердцах кулаком по коленке.
— Ну, Денис, ты явно преувеличиваешь. В прошлый раз на горизонте еще и бандиты мелькали. Здесь все проще. Слава Богу, что убиенный не депутат Думы Государственной, а то бы сидел ты сейчас в Лефортово. Так-то. Ну ладно, идем дальше. Пока для тебя все складывается неплохо. Даша Зарубина дала выгодные тебе показания. По сути она рассказала все как есть: ты воспылал ревностью, прискакал выяснить отношения, а тут ее второй любовник. Но вот твоя бывшая знакомая Леночка, похоже, решила взять реванш. Там история такая. Дочка, так сказать, общалась с пожилым джентльменом, который помогал банку мамаши. Как сказал бы классик: «O temporal o mores!» — я поморщился словно от зубной боли. — Угу, о твоем удивительном умении выбирать баб мы поговорим отдельно. Так вот, пока Даша не собирается тебя топить, у них с Еленой даже маленький конфликт получился. Видимо, молодой девушке не очень-то хотелось общаться с немолодым депутатом. Однако вполне вероятно, что мамаше удастся надавить на дочь. И если та изменит свои показания, то тебе придется туго. Постараемся, чтобы этого не произошло.
— Что мне светит, Александр Иванович?
— Врать не буду, Денис. В сложившихся обстоятельствах, если ты получишь условный срок — это будет чудо. Для тебя самая подходящая статья — это превышение пределов необходимой обороны, до двух лет. Возможно, еще причинение смерти по неосторожности — 109-я, до трех лет. Главное, отмазать тебя от статьи об умышленном убийстве, которую сейчас раскручивают защитники депутата. Конечно, им очень трудно будет это сделать, ведь вы не были знакомы. Но многое здесь зависит от показаний Даши.
— Понятно. Александр Иванович, как там отец, уже в курсе?
— Ага. Я ему позвонил утром, сообщил. Он уже летит в Москву. Кстати, завтра утром переведем тебя в Бутырку.
— Что?! — я не мог поверить своим ушам. — Зачем?
— Так, милый мой, подследственному, коим ты сейчас являешься, положено сидеть в СИЗО. А лучше Бутырки на сегодняшний день ничего предложить не смогу. Ты не волнуйся, там есть неплохие камеры, где сидят по двое — трое, в основном, по экономическим статьям. Нормальные люди, никакой уголовщины. В камере телевизор, холодильник и прочие блага цивилизации. А здесь в одиночке ты гикнешься. Ладно, Денис, мне пора. Один тридцатипятилетний оболтус задал проблем, — Соколов наконец улыбнулся. — Кстати, как тебе баланда?
— Охренеть какой деликатес. Всю жизнь мечтал попробовать! — огрызнулся я.
— О! Вот это уже неплохо. Злость лучше апатии. Да, так я тебе поесть принес, — только сейчас я обратил внимание на объемный целлофановый пакет, принесенный Александром Ивановичем. — Ты жене не хочешь позвонить? — лицо Соколова вмиг посерьезнело.
— Лучше дайте телефон на работу позвонить.
Соколов молча протянул свой мобильник. В очередной раз я «порадовал» директора нашего агентства.
— Дэнис, ну как же так? Зная тебя, поражаешься вдвойне. Что за злой рок висит над тобой?
— Ох, Серега, как говорится в известном фильме, «кабаки и бабы доведут до цугундера» — это про меня. Вы там без меня справитесь?
— Да куда мы денемся? Ты, кстати, неплохо все организовал, зам у тебя толковый, так что отдыхай. Тебе помощь нужна?
— Пока нет. Мне помогает Зам. Генерального Прокурора России.
— Шутишь?
— Серьезно.
— И что, ты хочешь сказать, что с такой крышей ты еще не на свободе?
— Ну… Я, видишь ли, случайно убил депутата Областной Думы.
В ответ последовало многоэтажное ругательство.
— Дэн, прости, но больше мне сказать нечего.
— Ага, мне тоже. Ладно, Серега, пока. Постараюсь держать тебя в курсе моих дел.
— И все же, почему ты не хочешь поговорить с женой? — не унимался Соколов, пряча телефон в карман.
— Ох, не сыпьте соль на рану! Что я ей скажу? Катенька, дорогая, я тут замочил любовника своей любовницы, а теперь сижу в тюрьме? И что потом? Если она плюнет на меня и не приедет, что будет вполне справедливо, мне будет хуже вдвойне. Если же она прилетит и придет ко мне на свидание, то будет хуже втройне. Как ей в глаза смотреть? Да и не разобрался я еще до конца в своей личной жизни. Многое надо обдумать.
— Ну по крайней мере времени для этого у тебя будет вагон.
— Вы издеваетесь?
— Ничуть. Из любой ситуации надо стремиться извлечь пользу. Ты же понимаешь, что наказаний без вины не бывает. Кстати, там в пакете найдешь молитвослов. Ты это занятие, поди, уже давно подзабыл?
— Откуда вы знаете?
— Денис, об этом нетрудно догадаться, судя по тому, что ты творишь в своей жизни.
— Да уж… Знаете, не нужен он мне пока, — я кивнул на молитвослов, который Соколов держал в руке. — Не могу я молиться, понимаете? Не могу!
