того, я знаю лучшие способы забвения.
– Как, например, грабежи в чаще, верно?
– Меня утешает то, что ты так серьезно относишься к своим делам, дружок. Это соответствует Науке. Я боялся, что обнаружу тебя в черной тоске, но, как я вижу, утешение мое, к счастью, тебе ни к чему.
Комплейн покосился на лицо священника, избегая его ласкового взгляда. Лицо это было не из приятных и в эту минуту напоминало скорее какого-то божка, нежели вылепленного из плоти, памятник качествам, которым человек обязан своим выживанием: хитрости, коварству, эгоизму.
Оказалось, не в силах справиться с самим собой, Комплейн неожиданно почувствовал прилив благодарности к этому человеку – его он, по крайней мере, знает и с ним справится.
– Пусть тебя не заботит состояние моих нервов, отец, – сказал он. – Ты уже знаешь, что я потерял женщину, и жизнь моя стоит сейчас немного. Все то, чего я достиг, – а немного того было – я утратил, а то, что я сохранил, будет отобрано у меня силой. Придут стражники, которые отхлестали меня сегодня и выпорют утром, чтобы выгнать меня к одиноким мужчинам и детишкам. Никакой награды за удачную охоту, никакого сочувствия к беде. Законы этого племени слишком суровы, монах, сама Наука полна мерзких формулировок, весь этот давящий нас мир – не что иное, как один лишь источник несчастья. Почему так должно быть? Почему нет никаких намеков на счастье? Да что там, наверное, и я когда-нибудь свихнусь, как мой брат. Проберусь сквозб эту толпу кретинов и каждого из них награжу своей болью.
– Пощади меня от выслушивания дальнейшего, – сказал священник. – У меня большой приход, который я должен опекать. Я могу выслушать твою исповедь, но вспышки гнева оставь при себе…
Он встал, потянулся и поправил на плечах грязный плащ.
– Но что мы имеем от этой жизни? – спросил Комплейн.
Он боролся с яростным желанием сомкнуть руки на толстой шее священника.
– Зачем мы тут? Какова цель существования этого мира? Как пастырь, ответь мне честно на это.
Маррапер глубоко вздохнул и воздел обе руки в немом пространстве.
– Дети мои, невежество ваше поразительно, зато сколько в вас спеси! Ты говоришь «мир», а подразумеваешь лишь это крохотное и малозначительное племя. Мир – это нечто большее. Мы, водоросли, Джунгли, Носари – словом, все – находится в своего рода коробке, именуемой кораблем, и летящей из одной части мира в другую. Я говорил тебе об этом множество раз, просто понять этого ты не в состоянии.
– Снова эти теории, – невесело откликнулся Комплейн. – Что из того, что мир называется кораблем, или же корабль называется миром, так или иначе, для нас это не имеет значения.
По непонятным причинам эта теория вообще не пользовалась уважением в Кабинах, но она встревожила его и возбудила страх. Он сжал кулаки и сказал:
– Сейчас я хотел бы заснуть, отец. Сон, по крайней мере, приносит успокоение, а ты говоришь лишь загадками. Знаешь ли ты, что мне порой снится? Ты всегда говоришь мне во сне что-то, что я должен понять, но непонятно, почему я никогда не могу услышать из этого ни слова.
– И не только во сне, – вежливо заметил священник.
Он отвернулся.
– Я хотел спросить тебя кое о чем важном, но теперь придется подождать. Я вернусь утром и надеюсь застать тебя в лучшем настроении, а не полагающегося лишь на избыточную дозу адреналина, – сказал он.
Священник ушел.
Долгое время Комплейн сидел, уставившись на закрытую дверь, совершенно не слыша гама, доносившегося снаружи, и, наконец, в изнеможении повалился на пустую постель.
Сон не приходил, зато пришли воспоминания о бесконечных скандалах, которые они с Гвенной закатывали друг другу в этой комнате – поиски более действенного или оскорбительного выражения – бессмысленные поединки. Длилось это долго, но теперь и этот эпизод был завершен. В эты минуту Гвенна спала с кем-то другим.
Комплейн подметил, что его одолевают противоположные чувства, сожаление и облегчение одновременно. Анализируя все обстоятельства, способствующие похищению Гвенны, он неожиданно вспомнил призрачную фигуру, которая при виде их растаяла в чаще. Неожиданно он приподнялся на кровати, взволнованный чем-то другим, что казалось ему более опасным, чем таинственное исчезновение фигуры. За дверями царила тишина. Копание в собственных мыслях заняло у него больше времени, чем он предполагал. Танцы окончились, а танцоров охватил сон. Только его сознание пробивалось сквозь смертельную завесу тишины, покрывавшей коридоры Кабин.
Если бы он в эту минуту открыл бы дверь, то услышал бы непрекращающийся шум – отзвук роста водорослей. Под воздействием нервного напряжения даже сама идея открыть дверь показалась ему ужасной. Ему вспомнились легенды, которые ходили по Кабинам – легенды о таинственных небывалых существах.
В первую очередь это загадочные люди Носа. Их территории располагались очень далеко, а жители выделялись какими-то неведомыми силами, таинственным оружием и совершенно непохожими обычаями. Они приближались понемногу сквозь заросли водорослей и в будущем, по крайней мере, так утверждали легенды – должны были расправиться со всеми остальными племенами. Но хотя Носари были жуткими, по крайней мере, не подлежало сомнению, что это все же люди.
Мутанты, в свою очередь, были полулюдьми.
Изгнанные из своих племен, они жили поодиночке или небольшими группами в чаще. Было у них или слишком много зубов и пальцев, или же слишком мало коры мозга, а из-за многочисленных ошибок в развитии они едва могли убежать, ускакать, уползти.
Они были пугливыми и по этой причине им приписывалось множество отвратительных качеств.
И наконец, Чужаки. Они не были людьми. В снах стариков, таких как Эфф, они появлялись постоянно. Они появлялись сверхъестественным способом из горячего чернозема джунглей, а их убежища лежали в местах, которых еще никто не достиг. У них не было ни сердца, ни крови, но внешне они напоминали людей,
