муниципального советника, который сторожила злая овчарка. Все это Лилли проделала незаметно, но миссис Смолл догадывалась, кто посмеялся над ней, и как-то раз, подметая тротуар перед домом, неожиданно сильно хлестнула проходившую мимо Лилли метлой по ногам. На этот раз Лилли решила, что они квиты, и убежала, не пригрозив расплатиться с обидчицей.
Самой жестокой местью Лилли — в это дело даже вмешалась полиция — стала ее расправа над Поли Хаулэндом (по прозвищу Ролли-Поли[1]), отец которого владел аптекой и держал лошадей. Поли — крупный, толстый мальчишка, настоящий маменькин сынок — был старше Лилли на четыре года, а может, и на пять лет, в школе его ненавидели за то, что он обижал малышей и вечно их запугивал. Мы старались не попадаться ему на глаза, хотя иногда даже жалели своего мучителя. Поли налетал неожиданно: то сорвет шапку, то подставит подножку, то толкнет или ударит, то примется смеяться над кем-нибудь из нас, то припомнит что-нибудь гаденькое о семье своей очередной жертвы. Лилли особенно доставалось от Поли Хаулэнда: он все время дергал ее за волосы, задирал подол платья, дразнил цыганкой (чего она терпеть не могла) или, того хуже, обзывал почему-то «харкотиной». Лилли пыталась ему отомстить — пинала его ногами и царапалась при каждом удобном случае, но Поли не оставлял ее в покое; казалось, наконец-то она встретила достойного противника, хотя все, кто знал Лилли, были уверены — она никогда не уступит. Однажды в пятницу мы собирались идти домой из школы. В это время Поли обычно совершал свои проделки, и Лилли, наверное, ждала его нападения. Она помахивала сумочкой, которую в конце недели приносила с собой в школу и наполняла после занятий добычей, извлеченной из мусорных ящиков. Поли выхватил у нее сумочку и поднял высоко над головой, дразня Лилли, точно собачонку. Неожиданно она вынула из кармана или откуда-то еще перочинный нож и открыла его.
— Отдай сумку! — потребовала Лилли.
Поли посмотрел на нож и засмеялся:
— Только тронь!
— И трону, — не испугалась Лилли.
Посыпались угрозы, за которыми обычно следует драка, и Поли пообещал:
— Попробуй только, я тебе…
Не успел он договорить, как Лилли кошкой прыгнула на него и ударила ножом в спину.
Пожалуй, не растерялась одна Лилли. Ошеломленный Поли выронил сумочку, Лилли подхватила ее и убежала. Рана была неглубокая, и Поли не сразу почувствовал боль. А почувствовав, побледнел и упал в обморок. Кто-то сбегал за учительницей, Поли подняли, рубашка его сзади пропиталась кровью; свидетели этой сцены заметили, что Лилли, ударив Поли, успела выдернуть нож и унести с собой.
Стьюбеки привыкли к визитам полиции. Сержант Коллинс приходил к ним почти после каждой кражи, совершенной в городе. Одного из братьев Лилли уже посадили в тюрьму — он обчистил табачный киоск на вокзале. Но потасовки на стороне Стьюбеками не одобрялись, поэтому Мэтти избил дочь, а миссис Стьюбек заставила старшую дочь Грейс покусать Лилли, я сам видел на руках и ногах у нее следы зубов, продержавшиеся не одну неделю.
Неприятности Стьюбеков на этом не закончились, потому что весь город вскоре узнал о происшествии; обеспокоенные родители пожаловались директору школы, а мистер Хаулэнд обратился в полицию, и Лилли вызвали к мистеру Е. Бейдуэллу, городскому судье и члену парламента, представлявшему в Мельбурне наш штат.
Далеко не все осуждали Лилли, хотя она и была из семейства Стьюбеков. Многие в городе не любили Хаулэндов. Сестры Форчун[2], старые девы по прозвищу мисс Счастье и мисс Несчастье, у которых Лилли часто выпрашивала яйца, позвонив моему отцу, попросили его прийти в суд и проследить, чтобы интересы Лилли были соблюдены, а влиятельные Хаулэнды не повернули все по- своему.
Отец отнюдь не сочувствовал злополучным Стьюбекам, но он был страстным поборником равноправия граждан перед законом, особенно детей, и поэтому согласился помочь Лилли, хотя и знал, что его присутствие на суде будет расценено как неуместное вмешательство в дело простое и предрешенное. Он и не думал доказывать невиновность Лилли, которая призналась во всем, да и слишком много детей, включая его собственного сына, были свидетелями схватки на школьном дворе. Отец только хотел добиться справедливого приговора.
— Ты действительно видел, как они дрались? — допытывался он.
— Все видели, — ответил я.
— Я не спрашиваю о других, я хочу знать — ты видел, что там было?
Когда я проговорил: «Да», и принялся оправдывать Лилли, он оборвал меня:
— Я прошу рассказать, что произошло, а не почему.
— Мало ли что произошло, — возразил я. — Поли сам виноват.
— Прежде чем судить об этом, мне нужно знать факты. Так что же?
Я подробно описал.
— Хорошо, — проговорил отец. — Как ты думаешь, почему она так поступила?!
Я и сам настрадался от Поли, поэтому мне было что рассказать о нем, и на предварительном судебном заседании отец избрал наступательную тактику защиты. В ответ на каждое обвинение, выдвигавшееся против Лилли, он приводил примеры того, как Поли запугивал детей, и требовал обуздать хулигана во избежание новых инцидентов.
В конце концов Лилли освободили, отдав на поруки с испытательным сроком в один год, а мистеру Хаулэнду посоветовали строже смотреть за сыном. Ни Мэтти, ни миссис Стьюбек не пришли на заседание, за что мой отец порицал их, хотя в глубине души был рад тому, что родители Лилли держались в стороне, так как их присутствие только могло ухудшить ее положение. Вечером отец вызвал к себе Мэтти и сказал, что Стьюбекам повезло, ведь Лилли не отправили в Бендиго, где находился приют. Но казалось, даже возможная потеря дочери не обеспокоила родителей Лилли, и мой отец презрительно заявил, что помогать обитателям Мыса — пустая трата времени.
— Этой девочке на роду написано угодить за решетку, — сказал он и велел моей сестре, брату Тому и мне держаться подальше от Стьюбеков. — Они вечно будут попадать во всякие истории.
Тогда еще трудно было предположить, что судьба сведет нас с кем-нибудь из Стьюбеков, но неожиданно мне довелось побывать в доме на Мысу. Однажды субботним утром часов в шесть я переправился через реку неподалеку от жилища Стьюбеков и стал ловить рыбу в своей излюбленной заводи. Около восьми напротив меня устроилась Лилли, у нее были две лески с крючками (наверняка краденые), намотанные на дощечку, и жестянка с червями. Лилли приносила больше рыбы, чем отец и братья, потому что лучше знала реку, но к обеду поймала лишь одного окуня, а я — десять.
— Почему у тебя клюет, а у меня нет? — удивленно спросила Лилли; она обогнула заводь и подошла ко мне.
— Просто везет, — ответил я небрежно.
— Покажи, что ты делаешь? — не отставала она.
Я показал, как насаживаю приманку на крючок и куда закидываю удочку, но Лилли заявила, что делает то же самое, а рыба не ловится.
— Я же тебе говорю, мне просто везет, — раздраженно повторил я. — Ну, я пошел домой, а ты можешь ловить вдесь, если хочешь.
— Уже поздно, — погрустнела Лилли. — Мать просила принести рыбы к обеду.
Для меня посидеть на берегу с удочкой было развлечением, но я понимал, что Лилли относилась к этому занятию всерьез. Она ловила рыбу, чтобы накормить семью.
— Бери моих окуней, — опрометчиво предложил я.
— А ты много поймал? — поинтересовалась Лилли.
— Десять штук.
— Хватит, — кивнула она, и когда мы проходили мимо ее дома, Лилли спросила, не хочу ли я поесть рыбы.
— Ты что, приглашаешь меня в гости?
— Рыба-то твоя, — рассудительно проговорила Лилли, и я не понял — то ли по законам Стьюбеков я имел право на место за их столом, то ли девочка отнеслась ко мне необычайно дружелюбно, потому что ей помог мой отец, то ли пригласила меня к себе в дом, который никто не посещал, так как просто мне
