интересно?
Увидев нас с дочкой, старик вздрогнул и, заслонив глаза от солнца широченной ладонью, напряженно всмотрелся. Потом отбросил винтовку и заторопился нам навстречу:
– Наконец-то, господи! Думал, кранты нам, не дождемся!
– Вы разве знакомы? – удивленно спросил Левандовский.
– Нет, – мое удивление могло поспорить с генеральским. – Вы нас с кем-то перепутали, я вас не знаю.
– Деда! – аж привизгнула от радости Ника и потянулась к подоспевшему старику. – Ника тут!
– Я вижу, детонька, – тот бережно взял у меня малышку. – Ну, пойдем.
– Да что тут происходит? – чувствовать себя полной и законченной идиоткой, знаете, ли, довольно неприятно.
– Не шуми, дочка, идем с нами.
И старик с моей дочерью на руках пошел в сторону крепкого бревенчатого дома, видневшегося за забором. Мы с генералом недоуменно переглянулись и двинулись следом.
Высокое крыльцо, холодные сени, потом – жарко натопленная большая комната, перегороженная занавеской.
Старик отдергивает занавеску, за ней – широкая кровать. А там…
– Папа! – тоненький крик дочери.
– Леша?!!
Эпилог
– С Новым годом! Лешка, прекрати на меня так смотреть, я женщина слабая, невротического склада, сейчас бокал с шампанским из дрожащих пальцев выроню! Ника, скажи папе! Ну вот, хохочет. Вот ведь семейка!
– Я. Тебя. Люблю.
– С Новым годом, детки наши родные! – В голосе и в глазах Ирины Ильиничны дрожали слезы. – Господи, счастье-то какое!
Счастье… Чтобы в полной мере оценить его горьковатый вкус, наверное, надо до дна выпить чашу боли, отчаяния и безнадежности.
Разве могла я предположить всего две недели назад, что Новый год я буду встречать в кругу семьи? И хотя сегодня собралось много тех, кого я по праву могу назвать моей семьей – все Левандовские, Катерина, Виктор, Сашка с детьми – но это большой круг. А о малом, состоящем из нас троих, я уже и не надеялась мечтать. Но теперь самые главные в моей жизни люди, подаренные судьбой, заставляли мое сердце периодически падать в обморок от счастья.
А еще за праздничным столом мне приходилось управляться одной рукой. Потому что вторую приватизировал Лешка. Он ни на секунду не выпускал мою ладонь из теплых пальцев, словно боялся снова потерять меня.
Жизнь моя, счастье мое, боль моя, да разве это теперь возможно? Ты будешь гнать меня – я не уйду. Ты можешь орать на меня, топать ногами – я зажмурюсь, закрою уши и не уйду. Потому что – все. Теперь я без тебя никак. Нигде. Никогда.
Вообще-то Лешке еще нельзя было вставать с постели – и дед Тихон, лечивший его там, в лесу, и лучший врач, которого смог найти Сергей Львович – оба настаивали на строгом соблюдении постельного режима, слишком слаб был еще пациент.
Но спорить с господином Майоровым, ежели названный господин упрется, – затея заранее обреченная. Мы предлагали расположить его кровать в гостиной, но – нет! Он желает полноценно встретить Новый год с семьей, потому что прошлогоднее «празднование» заставило его многое переоценить.
Сергей Львович раздобыл самое усовершенствованное инвалидное кресло, какое только есть сейчас, и за столом мы сидели рядом. Та еще парочка, хорошо, что нас никто, кроме своих, не видит: седая изможденная тетка и изуродованный страшными ожогами мужик. Ника казалась нашей внучкой, а не дочкой.
Нынешний эскулап уверял, что пара пластических операций – и следы ожогов практически исчезнут, останется лишь несколько малозаметных шрамов. Волосы отрастут, переломы срослись прекрасно, речь уже почти восстановилась – скоро Алексей Майоров снова станет прежним.
Я, разумеется, безумно хочу этого, но если, не дай бог, что-то пойдет не так – не важно. Мой Лешка со мной – вот что действительно важно. И в его глазах столько любви, счастья, тепла и нежности, что нам с Никой хватит этого на всю жизнь.
Ника… она сидит сейчас рядом с отцом в своем высоком стульчике, очень нарядная, такая веселая. Она что-то щебечет на своем полуптичьем языке, она бросает нетерпеливо переминающему лапами Маю вкуснятинку со стола, она успела перемазаться кремом. Обычная, резвая, пусть и развитая не по возрасту девчушка.
Но именно благодаря ей наш папа сейчас рядом. Именно она «держала» Лешку на грани бытия все это время, не пуская его в бездну. Родная моя малышка-индиго, как же трудно тебе приходилось все это время!
И как невыносимо было нам всем.
Я знаю теперь, ЧТО пришлось пережить моей половинке за время нашей разлуки. Я знаю, что Ника практически с рождения была с отцом, помогая ему, пусть поначалу неосознанно, выстоять. И у Лешки почти получилось, но не хватило терпения. Он так хотел попросить у меня прощения, что пошел на чудовищный риск, согласившись на то интервью для журнала.
И поплатился за это.
Лешка так и не рассказал мне до конца, что произошло тогда после отъезда журналиста. И я не хочу думать об этом, потому что слишком живое воображение причиняет мне боль.
Гнус с подружкой спешно покинули обжитое логово и перевезли Алексея в другое место, не менее уединенное.
И начали ломать его всерьез. Гнус связался с Михаилом Кармановым, отбывавшим свой немаленький срок в колонии строгого режима, и наш старый враг не упустил возможности отомстить. К счастью, применить разработанный Кармановым метод изменения личности сообщникам не удалось, поскольку нужный препарат изготовить мог только он сам. Но Мишаня сделал все, что мог.
В ход пошли мощные психотропные средства, а также был приглашен специалист, владеющий техникой гипноза. Лешка упорно сопротивлялся, но… Что он мог, один? И его сломали. Именно это почувствовала Ника, когда кричала, что папе больно. Вот только боль эта была не физическая.
Победа далась сообщникам нелегко. Для достижения нужного эффекта гипнотизер постоянно должен был находиться рядом с объектом воздействия. Малейшее отвлечение – и Майоров уходил. В ход снова шли психотропы. Но окончательно превращать его в овощ Ирина не хотела, Алексей должен был успешно сыграть свою последнюю роль. Роль, которая обеспечит безбедное будущее чете Гнусов и их ребенку.
Да, ребенок, которого вынашивала Ирина, не имел никакого отношения к Майорову. Психотропные вещества – не виагра.
Но в глазах общественности отцовство суперзвезды сомнения вызывать не должно. И чем больше будет этой общественности, тем проще станет унаследовать все имущество Майорова.
И чета Гнусов разработала чудовищный по жестокости и цинизму план: венчание и гибель Алексея в прямом эфире.
В качестве гостей, обреченных на смерть вместе с виновником торжества, Ирина, не сомневаясь ни секунды, пригласила своих приятелей из Конотопа. Несчастные люди были страшно горды оказанной им честью – их, провинциалов, пригласили на свадьбу самого Алексея Майорова!
Правда, к настоящему священнику Ирина по поводу венчания обратиться не рискнула, мало ли что. Нашли попа-расстригу, изгнанного из своего прихода за чрезмерную любовь к горячительному и молодым прихожанкам. Тот и подсказал место будущего спектакля – заброшенная церквушка в глуши. Ее в темпе подремонтировали, цивилизовали территорию вокруг, и – вперед.
В лимузин заложили взрывное устройство с радиоуправлением, а также добытую благодаря жадности одного прапора и раздолбайству охраны боевую химию, сжигающую все дотла. Останки, пригодные для идентификации и экспертизы ДНК, сообщникам были не нужны.
