Фа Зу сидел на скамейке под деревом в своем саду, опустив голову и глядя на струящиеся воды ручья. Затяжная весна этого года наконец закончилась, и даже то дерево, что дольше всех стояло голым, уже отцветало. Один из цветков оторвался от ветки и, кружась, опустился на колени отставного генерала. Машинально взяв цветок в руки, Фа Зу смотрел на него, но мысли его были далеко. Он вспоминал, как ранней весной он вместе с дочерью сидел на этой самой скамейке и утешал ее после неудачного сватовства…
Потом мысли Фа Зу обратились к тому, как дочь, чтобы спасти его, ушла по призыву воевать с гуннами. Что с ней? Где она сейчас? Быть может, она погибла в бою… Разве это женское дело — воевать? А может, ее обман раскрыт и на всю семью падет бесчестье?
Легкие шаги отвлекли почтенного Фа Зу от этих грустных мыслей. Он поднял голову и замер — от калитки сада к нему направлялась… Мулан! Похудевшая, с обветренным и загорелым лицом, и словно повзрослевшая. Фа Зу в волнении привстал со скамейки, а Мулан между тем, подойдя, уже преклоняла колени перед отцом. От волнения ноги не держали старого Фа Зу, и он опустился обратно на скамейку. Мулан, стоя на коленях, протянула ему завернутый в тряпки меч с волнообразно изогнутым лезвием:
— Отец, я привезла тебе меч Шань Ю… — Она вложила меч в руки отца. — И медальон императора. — Сняв со своей шеи золотую цепочку, Мулан положила медальон поверх меча. — Эти вещи послужат к чести нашей семьи!
Несколько секунд отец и дочь смотрели в глаза друг другу, а потом Фа Зу выпустил меч и медальон, соскользнувшие на землю, сполз со скамейки и, тоже стоя на коленях, обнял, наконец, свою дочь.
— Величайшая честь для меня — это знать, что ты — моя дочь! — прерывающимся от волнения голосом произнес Фа Зу. Отстранив Мулан от себя, он взглянул на нее и отер пальцем слезу, застрявшую в уголке ее глаза, а затем отец и дочь снова обнялись.
— Я так по тебе скучал!
— Я тоже скучала, папа! — и Мулан спрятала счастливое лицо на груди отца.
В это время в калитке появились мать и бабушка. Издали глядя на волнующую сцену встречи дочери с отцом, Фа Ли растроганно улыбалась, а бабушка ворчала, по своему извечному обычаю:
— Тоже мне! Она привезла меч… Лучше бы она привела в дом жениха!
Но не успела она закрыть рот, как послышались шаги и на дорожке появился высокий, широкоплечий и на вид очень сильный мужчина.
— Прошу прощения, здесь живет Фа Мулан? — вежливо спросил он.
Мать и бабушка от неожиданности лишились дара речи, и лишь могли руками указать в сад, где находились отец с дочерью.
— Спасибо! — произнес Ли Шанг — а это был, разумеется, он — и зашагал по дорожке.
Бабушка, зачарованно глядя ему вслед, промолвила:
— Ого! В следующий раз я сама пойду на войну!
Приблизившись к скамейке, Шанг поклонился поднявшемуся ему навстречу ветерану:
— Почтенный Фа Зу, я… — и тут он заметил Мулан, подошедшую к отцу. — Мулан?
Смешавшись, Шанг протянул ей шлем, который он держал в руках:
— Ты забыла шлем… Хотя, собственно, это ваш шлем, не так ли, почтенный Фа Зу?
Мулан, от которой не укрылось его смущение, шагнула вперед и взяла шлем:
— Останьтесь у нас пообедать!
И тотчас же, как эхо, от калитки донесся насмешливый и скрипучий голос бабушки Фа:
— Останьтесь у нас навсегда!
Мулан укоризненно покачала головой, а Ли Шанг с улыбкой оглянулся:
— Пообедаю с радостью!
Из окна семейного храма, стоявшего на пригорке, был хорошо виден сад, и главный Предок, подперев кулаком щеку, смотрел на эту сцену, умильно улыбаясь, как вдруг рядом с ним появился Мушу и дернул его за ухо:
— Скажи-ка, кто у нас отличился? Ну, говори, кто?
— Ну, хорошо! — проворчал нехотя Предок. — Можешь снова стать хранителем!
— Йя-а-ха-ха-ху! — завизжал, подпрыгивая в восторге, Мушу и, кинувшись к гонгу, рядом с которым стоял навытяжку Сверчок, закричал:
— Давай, козявка!
Сверчок, схватив колотушку, изо всех сил ударил в гонг. Из камней, стоявших вокруг алтаря, взметнулись столбы светящегося тумана, мигом превратившиеся в фигуры предков семьи Фа. Но на этот раз все они были в отличном настроении, радовались и веселились. Еще бы — ведь их потомок удостоился величайшей чести, вернулся, овеянный воинской славой, привезя золотой императорский медальон и военный трофей — меч злейшего врага Китая! А то, что это была женщина… Ну, не все ли равно, раз ей поклонился сам император Поднебесной? Такая женщина стоит десятка мужчин!
— Она всем пошла в мою родню! — хвастливо восклицал чернобородый предок.
— Нет в мою! Это у нас были в роду военные!
— А у нас — умные люди!
— А у нас — смелые!
— А у нас — удачливые!
Наконец чиновник, державший свою голову в руках, подкинул ее и, как мяч, запустил на другой конец храма. Там голову подхватили и отбили обратно. Веселая игра, сопровождаемая шутками и радостным смехом, разгорелась не на шутку. Сверчок бешено бил в гонг и в обвязанные бычьим пузырем горшки, изображавшие барабаны, предки прыгали и кувыркались, и только главный Предок, мрачно взиравший на эту картину, неприязненно ворчал:
— Тоже мне, хранители!
Мушу, конечно, принимал участие в веселье вместе со всеми — он прыгал так высоко и энергично, что кто-то из предков попал по нему, как по мячу, и дракончик кубарем вылетел на лестницу, как раз под ноги идущей к храму Мулан, рядом с которой, как и раньше, с громким лаем мчалась собачонка, а за ней — куры.
Мулан присела на ступеньку и, поцеловав в голову своего красного дружка, сказала:
— Спасибо, Мушу!
Тот привстал, довольно заулыбался и готов был уже пуститься в пляс от радости, но тут как раз из храма раздался низкий и сварливый голос Предка:
— Мушу! — ведь в храм направлялся живой человек и, когда Мулан войдет, все хранители должны торжественно стоять на своих местах под потолком, как полагается, а не бегать где попало…
Примечания
1
Ли — китайская единица измерения расстояния. В древности составляла от 300 до 360 шагов, современное общепринятое значение — 500 метров. — Прим. автора
