И невеста – вздернув краешек верхней губы и ощерив маслено блеснувшую фиксу – шумно, по-мужицки выдохнула в плечо и не чокаясь, вмах, осушила бокал до дна…
– В-во!
– Молодец!
– Огонь девка!
– Кху!…
– А-а-а…
– Ну, она парню даст…
– Попался, как кур во щи.
– Жена не сапог, с ноги не скинешь!
– Эт да… От иной жены – хоть о косяк головой.
– Да хоть бы уже саданулся…
– Ты слышал, Гринь?! Ты слышал, чо говорит?
– По чину надо бы сначала за родителев выпить.
– Успеешь и за родителев.
– Сейчас-то за кого пьем? За себя, что ль?
– Пора бы и горько…
– Да подожди ты со своим горько! Ты чего?! Лишь бы орать…
– Я помню, у Любки сына женили…
– Н-наливай!!
Налили еще по пятьдесят… это мы со Славиком – по пятьдесят, а так за столом лили как Бог на душу положит.
Поднялась какого-то тусклого вида женщина лет шестидесяти; говорила она долго и непонятно, и половина слов в ее речи имела корень
– Водка кончилась!! – заревели краснолицые. Носатый уже светился.
– Но на сейчас же хватит, – урезонивал женский голос.
– Во-о-од-ки!…
– Да вон ящики в углу, Вить! Чего орешь? Носатый вскочил и начал сноровисто выдергивать одну за другой бутылки и передавать их назад. За какието полминуты стол вновь ощетинился золотыми головками. Пользуясь передышкой, я оглядел гостей. Родители Тузова сидели очень прямо (вокруг над тарелками горбились спины, иные даже ходили лопатками), с видимо напряженными – порой напряженно улыбающимися – бледными лицами. Тарелки их были почти пусты; отец понемногу пил водку – в бокале его осталось на палец от предыдущего тоста, – мать только воду: стенки ее бокала зернились серебристыми пузырьками. Молодая – в тот момент, когда я на нее посмотрел, – вновь размашисто потянулась к бутылке и налила себе почти полный бокал. Тузов ей что-то сказал, она от него отмахнулась – сразу же после этого, впрочем, коротко чмокнула – клюнула – в щеку. Мать Тузова смотрела на них и – видимо, непроизвольно – покусывала пятнистые от съеденной помады увядшие губы. Отец осторожно положил свою крупную белую руку на ее подрагивающее запястье…
– З-за молодых!…
Мать Тузова вздрогнула. Это закричал, помогая себе руками, с перехлестом оживший Петр – видимо, уже намертво позабыв о жене, как будто ее и не было… Но тут – неодобрительно взглянув на Петра – стульев через пять от него поднялся мужчина лет тридцати с небольшим: тушистый, круглоплечий, румяный, широколицый (настолько широколицый, что его светловолосая голова, при всем его корпулентном телосложении, казалась несоразмерно большой), с выражением благодушным и снисходительным – и с некоторой значительностью во взгляде. Одет он был в голубую рубашку с неожиданно ловко повязанным галстуком (галстук, правда, был «Гей, славяне!» – с рисунком в виде буйноцветных реснитчатых капель с закрученным улиткою острым концом). Значительный встал и неторопливо откашлялся.
– …Это Михаил, Танькин брат… ну, у которой три мужа, – громко прошептала соседке сидевшая рядом со мной – по мою левую руку – ядреная молодуха (я не знаю, как здесь, без ущерба для точности, литературно сказать), лет тридцати пяти, которую я окрестил уже Пышкою (ассоциация чисто внешняя, я вовсе не хочу ее обижать). Рядом с нею, с другой стороны, сидела ее подруга – совершенно бесплотное полупрозрачное существо с голубыми извилистыми жилками на висках и напуганным взглядом; она, по- видимому, была здесь совершенно чужой и не знала вообще никого, кроме Пышки, – и последняя периодически характеризовала ей шепотом хоть чем-то заслуживающих внимания гостей (тем самым помогая разобраться и мне). – Замначальника цеха.
– О-о… – задохнулась подруга.
– Рядом жена сидит… слева, похожа на Крамарова.
– Замначальника цеха, – эстафетой шепнул я Зое и Славику – Лика для моего шепота была далеко. Славик изогнул подковою рот и завел глаза к потолку.
– Дорогие гости, – задушевно – и как будто немного печально – сказал замначальника цеха. – Сегодня мы отмечаем знаменательнейшее событие – день рождения новой семьи, и поздравляем с законным браком Марину и Алексея. Здесь уже было сказано много хороших и теплых слов. За что же я хочу выпить данный бокал? – Голос его поднялся. Краем глаза я увидел, что Славик при слове
