КРЕСТНЫЙ БЕГ
До официального открытия Кунсткамеры оставалась целых сорок минут. Но пожилой сторож, дремавший на вахте, был разбужен сначала звонком, а затем торопливым настойчивым стуком в дверь. Он взглянул на часы, и, шаркая по старинному кафелю, добрался до входа. Привратник знал, кто так рано приходит, и поэтому, повернув ключ в замке, быстро отпрянул в сторону. Мимо него в огромный холл Кунсткамеры вихрем ворвался плотный невысокий молодой человек, которого, однако, сильно старили и окладистая борода старовера, и обширная ранняя лысина. В руках у самого нетерпеливого работника Кунсткамеры была грубая пустая железная клетка.
— Здрасте, — произнес научный сотрудник, стремительно расписался в журнале (напротив фамилии «Николаев») за ключ от отдела энтомологии, на ходу расстегивая пальто, быстро взбежал наверх. За распределение волосяного покрова на его голове, мятежную душу и неугомонный характер сотрудники Кунсткамеры прозвали Николаева «отцом Федором».
Сторож, прислушиваясь к торопливым, быстро затихающим в дебрях Кунсткамеры шагам энтомолога, закрыл входную дверь, так как твердо знал, что первый нормальный научный сотрудник появится только через час.
Сторож не успел еще дойти до своего мягкого теплого полукресла, а отец Федор (его сотрудники Кунсткамеры впоследствии редуцировали до просто «Феди») в своем кабинете уже включил свет, снял полиэтиленовую попонку с бинокуляра и открыл коробку с наловленными им в Приморье насекомыми — невидимыми глазом наездниками. Напротив, через улицу, в другом учреждении в окне тоже зажегся свет. Симпатичная девушка сняла с себя серый китель и чехол с пишущей машинки.
Прежде чем упереться глазами в окуляры, отец Федор вытащил из портфеля слега помятый, исписанный очень ровным, очень мелким почерком листок — план его работы на сегодня.
Там, пунктом первым значилось: «Определение наездников», а пунктом вторым шла интригующая запись: «Устранить нечленство».
Отец Федор особо выделил второй пункт аккуратной галочкой и склонился над бинокуляром.
Основной профессией отца Федора была энтомология. Он изучал наездников — насекомых, родственных пчелам, осам, шмелям и муравьям. Наездники получили свое название за то, что откладывали свои яйца в тела других насекомых, в частности, в гусениц бабочек, вонзая в них тонкий яйцеклад. Для этого наездникам приходилось присаживаться, словно кавалеристам, на спины своих жертв.
Однако наездники, которых изучал отец Федор были особенными из-за своих микроскопических размеров.
Впервые с отцом Федором я познакомился, когда меня попросили позвать его к совместному чаепитию — «чайной церемонии», так как он почему-то задерживался.
Я поднялся к энтомологам. Там как всегда было тихо и витали благородные запахи: тонко пахло ядами для насекомых, эфиром и чуть-чуть миндалем — то есть синильной кислотой.
У окна располагалось рабочее место специалиста по перепончатокрылым — стол, стул, бинокуляр, лампа, коробки с насекомыми и книжная полка. На ней я разглядел томик Тютчева, последнее издание «Частной сексопатологии», «Евангелие от Луки» и что-то о графе Воронцове. Рядом с Воронцовым, тут же на полке, располагалась пресловутая пикантная кость ластоногого, одна из тех, которую Олег привез с Чукотки, и аккуратный штабель из кусков хозяйственного мыла.
Но на рабочем месте никого не было. Зато рядом на грязном пыльном чугунном полу лежал плотный лысый бородатый человек, что-то внимательно рассматривая прямо перед собой.
Увидев меня, он поднял руку, но не как приветствие, а в качестве знака «Стоп». Я повиновался. А человек, который, как я догадался, и был отцом Федором, почему-то рыбацким шепотом, произнес:
— Не подходи. Я тут гениталии потерял. А без них статью не напишешь.
Я застыл на месте. В это время облака разошлись, солнечный луч попал на лысину лежащего энтомолога, заодно осветив и пыльный рифленый пол, на котором сверкнул вороненым блеском крохотный кусочек потерянного хитина.
Отец Федор медленно подхватил его кончиком препаровальной иглы, осторожно перенес в пробирку. Только после этого он встал и неторопливо отряхнулся.
— Смотри, — он подтолкнул меня к бинокуляру, — над чем работаю. Статью готовлю: «Эволюция мужских гениталий паразитических перепончатокрылых». Такого насмотришься! Дух захватывает! Одна беда — уж очень они мелкие. А без этого — и он показал на пробирку, в которой лежала обретенная пропажа — статья не клеится.
Я заглянул в окуляры. Зрелище и впрямь было впечатляющим. Самого мужского достоинства у этого крошечного Гри-Гри видно не было, зато бросались в глаза огромные, загибающиеся на спину хитиновые ножны, где оно скрывалось до поры.
— Ну, насмотрелся? — прервал мои захватывающие наблюдения отец Федор. — На первый раз хватит. Пошли чай пить.
Отец Федор мне сразу понравился.
Отец Федор просидел за бинокуляром, не вставая около полутора часов. При этом он был почти неподвижен — лишь изредка под объективом менял насекомое, задумчиво листал определитель или делал заметки на листе бумаги. Это были те редкие моменты, когда отец Федор был статичен, как электрон при температуре абсолютного нуля.
Многие представительницы прекрасного пола, первый раз увидев отца Федора на фотографиях (особенно на ранних снимках, на которых ныне лысый череп отца Федора сплошь покрывали русые кудри), были весьма заинтригованы его спокойным лицом, тонким благородным обводом носа, небольшой (тогда он носил небольшую) бородой, а главное — огромными серо-голубыми глазами. Однако при встрече с оригиналом женщины терялись, так как отец Федор почти никогда не бывал статичным. Напротив, большую часть времени он был неугомонен и суетлив, и в его беспрерывном беге волшебный цвет огромных глаз мелькал голубоватой искрой, но лишь мимолетно, как мелькает свет спецсигнала летящего мимо автомобиля.
Спокойным его можно было увидеть только за бинокуляром, когда он занимался наукой. Но тогда рядом не было девушек.
Отец Федор прервался лишь раз, когда в лицо ему попал солнечный блик. Это из соседнего Министерства внутренних дел, из кабинета, расположенного как раз напротив отца Федора, прихорашивающаяся молоденькая секретарша в милицейской серой блузе, приводя себя в порядок, пустила зеркальцем солнечный зайчик на лысину энтомолога.
Ровно в десять отец Федор сложил насекомых в коробку, бережно укрыл бинокуляр полиэтиленовым чехлом и вычеркнул пункт первый из своего обширного списка дел на день. Затем он приступил к выполнению второго пункта — к устранению нечленства. Для этого он подошел к телефону, сделал несколько звонков и помчался в актовый зал. Там должно было проходить комсомольское собрание. А комсоргом Кунсткамеры как раз и был отец Федор.
В то время еще существовал комсомол и, благодаря грозным циркулярам, приходившим из Главного здания, наш комсорг был вынужден раз в полгода проводить сбор
