Когда закон бессилен

— Граф, — Степаныч прищурился.

— Да, — кивнул Адам, — он сегодня освобожда­ется.

— Ну что же, — сделав шумный глоток, улыб­нулся Степаныч. — Будем считать, что нашего полку прибыло. Ведь он крутой мужик. И имеет определен­ный вес среди уголовной братии.

-— Пахомов поэтому и пришел, — сказал Адам. — Граф — хищник-одиночка. Очень опытный бандит. Был осужден на два года по малолетке за драку. Освободился и исчез. Через три года его арестовали по подозрению в ряде налетов на магазины и сбер­кассы. Тогда его продержали под следствием около полугода и отпустили за недоказанностью. А согласи­тесь, Иван Степанович, — ожидая одобрения, весело . сказал он, — если уж при развитом социализме осво­бождали за недоказанностью, нужно быть матерым преступником.

— Или иметь очень лохматую лапу, — высказал предположение Степаныч.

— Как раз этого у него не было и нет, — возра­зил Адам, — Суворов детдомовец. Согласитесь, что в двадцать два года суметь избежать наказания за такие преступления, как...

— А налеты его рук дело? — перебил его Степа­ныч.

— Как я уже говорил, — поспешно ответил Адам, — доказано не было. Налеты на Украине, в Белоруссии и в трех городах России совершали три преступника в масках. При последнем нападении на охотничий магазин в Питере в перестрелке с патруль­ными двое были убиты. Один сумел уйти. Арестовали Графа на квартире матери Фомича, известного налет­чика.

— Это уже интересно, — оживился Степаныч. — Но я до сих пор не пойму, чем вызван ажиотаж. Какой-то уголовник выходит на свободу. Ну и что?

— Вместо пятнадцати он отсидел только восемь и освобожден по помилованию. Этот срок — второй после «малолетки» — Суворов получил за вооружен­ное ограбление кассира леспромхоза в Вологодской области. А полностью доказать участие в; ограблении следствию не удалось.. Поэтому, как только в России на смену КПСС пришли демократы, он и начал пи­сать прошения. Мол, как бы пострадавший от Совет­ской власти. Его ведь до этого трижды арестовывали и отпускали за недоказанностью, — торопливо гово­рил Адам. — Он...

— Да на кой черт ты мне это рассказываешь?! — загремел Степаныч. — Я думал, что он связан с ребя­тами Фомича, поэтому и слушал!

— Но меня просила рассказать вам про Графа Валентина Ивановна, — испуганно пролепетал Адам.

— Что?! — заорал Степаныч. — А ей-то...

— Я тебе все объясню, папа, — перебил его спо­койный женский голос.

— В общем, так, — Граф протянул набитую спортивную сумку коренастому мужчине. — Все это должно быть в зоне. У тебя, Сашок, дорога туда есть. Так что действуй.

— Может, тормознешь на пару-тройку деньков? —- спросил Сашок. — Отметим освобождение.

— Мне в столицу надо, — ответил Граф. — А потом куда-нибудь в деревушку махну, — мечтатель­но протянул он, — на природу. Речка, солнце, све­жий воздух и ядреная доярка, — он весело подмиг­нул. — Она парным молочком будет меня отпаивать. Так что все, Сашок, может, больше и не встретимся. Такси ты оплатил?

— Сразу, — кивнул Сашок,— мужик знакомый, так что без атаса.

— Меня кум на выходе тормознул, — с улыбкой сказал Граф, — а тут карета за мной прибыла. Он чуть язык себе не откусил.

— А ты что решил? — спросил Сашок. — Сей­час без бабок хрен протянешь. Цены, суки, кусаются. Может, останешься? — с надеждой спросил он. — Мы тут коммерсантов...

— Живи один — дольше проживешь, — серьез­но проговорил Граф. — Я не люблю о себе говорить и чужих дел знать не хочу. Все, — он посмотрел на часы и кивнул. — Сейчас посадка начнется. Только бы долетел, падло. А то сейчас только и слышишь — там развалился, там сгорел. Да еще эти авиа пираты, мать их за ногу!

—    Ну хорошо, — кивнул Степаныч. — То, что ты сказала, я понял и даже, можно сказать, одобряю. Но почему именно этот Граф тебе понадобился? Неу­жели твои парни не годятся? Тот же Призрак. Он...

—    Он прекрасный киллер, — спокойно перебила его молодая женщина. — А самое главное — все, .в том числе и милиция, знают, что он мой человек. На нем до сих пор висит дело об убийстве директора коммерческого банка. Милиция копает. И потому мне нужен смелый, умный человек со стороны. А глав­ное — важно, чтобы его хорошо знала милиция и он не был бы связан ни с кем из нас. Потому что, — по ее тонким губам скользнула едкая улыбка, —необхо­димо, чтобы его начали искать после того, как он сделает дело.

—    Вот оно что, — протянул Степаныч. Одобри­тельно посмотрел на женщину, кивнул. —А ты ум­ная хищница, Валюта. Как говорят в тех кругах, откуда этот самый Граф, —хочешь и рыбку съесть, и на удочку не попасть.

— А он, Граф, — продолжала Валентина, — жи­вет по своим законам. Поэтому и был столько лет неуязвим. Я расспрашивала немало людей, которые его знают, и все говорят одно: Суворов — хищник- одиночка. Утверждают, что он всегда уходил от нака­зания потому, что не оставлял свидетелей. Если за налеты его арестовывали трижды и ничего не могли доказать, то потому, что Граф убирал тех, кто хоть что-то знал о преступлении. Вот поэтому он мне и нужен. Он сделает дело со своими людьми, потом уничтожит их, и-когда милиция начнет его искать, он исчезнет.

—    Ну хорошо., — немного помолчав, согласился отец. — Делай, как считаешь нужным.

—     Но переговорить с ним придется тебе, — улыбнулась Валентина. — Ведь Граф наверняка слы­ шал о тебе. Степаныч — личность довольно извест­ная.

В столице сейчас нет более авторитетного чело­века. А когда он согласится работать на тебя, я пред­ложу ему то, о чем говорила.

—    Ладно, — согласился Степаныч. Повернув­шись к двери, крикнул: —Адам!

Угреватый появился мгновенно.

Как только Граф объявите я в Москве, сразу привезешь его ко мне!

Сгорбившись и раскачиваясь из стороны в сторо­ну, Волошин красными от слез глазами смотрел на уставленный пустыми бутылками стол.

—    Сашенька, — хрипло говорил он, — милая,как же я без тебя? Господи, за что их? Кто? — он зарыдал и ткнулся лбом в столешницу.

—    Митрий, — с укоризной сказала ему мать, — я, конечно, понимаю, тяжко тебе. Но ведь ты сутки пьешь, вона сколько выхлебал. Разве ж так можно? Что люди подумают?

—    А мне плевать! — сквозь слезы крикнул он. — Где они были, эти люди, когда Сашеньку с Зинкой убивали! Ты видела, как их! — он тоскливо, со злой безысходностью застонал. — А милиция, суки! Сво­лочи! «Ищем. Ведется следствие». А ведь я их сразу позвал! Сразу!

—     Найдут супостатов, — неуверенно, только ради того, чтобы хоть как-то ободрить сына, сказала женщина. — И расстреляют.

Мне-то что до этого? — обреченно спросил он. — Как же я жить-то теперь буду? И жену, и дочь. Я виноват. Зачем оставил их на ночь! Они же женщи­ны! Сволочь я! — Он неожиданно с силой ударился лбом о край стола. Ахнув, мать бросилась к сыну. А он снова и снова бился рассеченным лбом о край стола.

—Здравствуйте, — послышался от двери тихий мужской голос.

—    Помоги, милок! — пытаясь удержать сына, с натугой выдавила женщина. Молодой парень втис­ нулся между столом и Волошиным.

—    Кто ты такой? — прохрипел Дмитрий.

Валерий, — мягко удерживая его за плечи, ответил парень. — Мягков. Мы с вашей дочерью любили друг друга. Мы собирались... — он порыви­сто отвернулся.

—    Ты зачем пришел?! — внезапно с яростью за­орал Волошин. — Гад! — громыхнув упавшим табу­ ретом, вскочил и схватил парня за грудки. — Сво­лочь! Зачем приперся?

—     Митрий, — женщина повисла на сыне. — Окстись. Чай не видишь? Переживает он.

—     Переживает, — обмякнув в руках матери, Во­лошин отпустил парня, - Ты знаешь, кто он? — заплакал и махнул рукой.