Его рука сжала эфес меча. Похоже, он и впрямь приготовился к обороне. Назревало убийство (весь вопрос – чье?), и только это заставило меня устремиться вниз, крича на ходу:
– Ее зовут Агарь![5]
У офицера была хорошая выучка. Услышав мой голос, он не вздрогнул, а лишь неторопливо повернул голову и только потом – туловище.
– Во всяком случае, на это имя она отзывается, – продолжал я, подходя к нему. – Она появилась здесь через несколько дней после меня. Поскольку корова не сообщила, как ее зовут, я был вынужден сам дать ей имя.
Офицер натянуто улыбнулся.
– Замечательное животное, сэр, – сказал он.
– По натуре – истинная республиканка. Уходит, когда захочет, и возвращается, когда вздумается. Никто из нас не связан обязательствами.
– М-м-м. Мне думается, если бы…
– Знаю. Вы хотели сказать: если бы все женщины вели себя подобным образом.
Офицер, издали показавшийся мне молодым, был не так уж молод. На вид я дал ему лет тридцать восемь. Всего на десять лет меня младше, а до сих пор на посылках. В том, что его сюда послали, я не сомневался: поручение, данное ему, ощущалось во всем его облике.
– Сэр, вы – Огастас Лэндор? – спросил он.
– Да.
– Лейтенант Мидоуз, к вашим услугам.
– Рад с вами познакомиться, лейтенант.
Прежде чем говорить дальше, Мидоуз дважды прокашлялся.
– Сэр, меня уполномочили сообщить вам, что начальник академии полковник Тайер просит вас прибыть к нему на аудиенцию.
– И каков характер аудиенции? – осведомился я.
– Я не имею права говорить об этом, сэр.
– Понимаю. Хотя бы скажите: аудиенция имеет какое-либо отношение к моей профессии?
– Сэр, я не…
– Могу я, по крайней мере, узнать время ее начала?
– Сразу же, как только вы прибудете в расположение академии.
Должен признаться: никогда еще очарование дня не было для меня столь сильным, как в этот момент. Весь пейзаж окутывала восхитительная дымка, столь редкая для конца октября. Она скрывала прибрежную полосу. Дятел, сидевший на стволе серого клена, стучал мне: «Оставайся».
Тростью, с которой я не расставался на прогулках, я указал на дверь дома.
– Лейтенант, позвольте мне угостить вас кофе.
– Благодарю вас, сэр, но, право, не стоит.
– А как насчет кусочка поджаренного окорока?
– Благодарю, я уже завтракал. Я повернулся и шагнул к двери.
– Знаете, лейтенант, я приехал сюда из-за своего здоровья.
– Простите, сэр, я не совсем понял ваши слова.
– Доктор сказал мне: «Хотите жить дольше, перебирайтесь туда, где выше. В Гудзоновские нагорья. Уезжайте из этого чертова города». Вот что он мне тогда сказал.
– М-м-м, – снова промычал лейтенант, уставившись на меня тусклыми карими глазами.
У него был приплюснутый нос с белыми ноздрями.
– А теперь взгляните-ка на меня, – продолжал я. – Просто олицетворение здоровья.
Он кивнул.
– Здоровье – великий дар. Вы согласны со мной, лейтенант?
– Затрудняюсь сказать, – заученно ответил он. – Возможно, вы правы, сэр.
– Еще вопрос, лейтенант. Вы – выпускник академии?
– Нет, сэр.
– Тогда вы прошли нелегкий путь. Должно быть, с рядовых начинали?
– Так точно, сэр.
– Что ж, здесь наши пути схожи, лейтенант, – признался я. – Я ведь тоже не ходил в колледж. Если я не выказывал рвения к проповедничеству, какой был смысл учить меня дальше? Так думал мой отец, и не только он. Многие отцы в те годы придерживались подобного мнения. Понимаю, сэр.
Знаете, в чем разница между обычным разговором и допросом? При допросе сильной стороной является спрашивающий; при обычном разговоре – наоборот. Признаюсь: в тот момент мне не хватило сил
