III. Нарты: добро и зло
1
Ранее мы вскользь обрисовали характер той среды, из которой выросла «интеллектуальная элита» первобытного человечества — клан «мастеров» и «жрецов огня». Эти две профессии в течении многих тысячелетий составляли, по сути, единую ритуальную целостность, о чем наглядно свидетельствует «культ кузнецов», сохранившийся в некоторых своих проявлениях вплоть до наших времен. Кузнец -мастер металла. Но совершенно очевидно, что до эпохи металла он был преимущественно «мастером камня». Камень, на котором как на алтаре возжигали огонь, являет собой наиболее почитаемый атрибут «культа кузницы», а сам кузнец, зажигающий огонь на каменной наковальне, выполняет функции жреца в этом ритуале.
Из века в век «элита» пополнялась физически и умственно неполноценными людьми. Уже объяснялось почему. Усложнение и совершенствование «каменной индустрии», которой занимались «хранители огня», требовали предварительной подготовки, ученичества. А ученики рекрутировались среди тех детей, чьи физические или умственные дефекты напрочь перечеркивали надежды воспитать из них сильных и ловких охотников и воинов. Недаром почти во всех мифологиях мира «кузнецы» предстают увечными, злыми, демоническими существами. Это -отголосок древней реальности. У всех европейских народов по сей день бытуют предания о «злых карликах» (гномах, альвах, цвергах, эльфах и т.д.), горбатых и кривоногих «мастерах кузнечного ремесла», живущих под землей или в пещерах. Эта существа необычайно мудры, способны смастерить чудесные вещи, и в то же время полны злобы и хитрости. Часто их рисуют людоедами и почти всегда подчеркивается их гипертрофированная сексуальность. Любопытная деталь: карлики-кузнецы, попав в лучи солнца, превращаются в камни.{58}
Связь ущербности и порождаемого им комплекса неполноценности с различными жуткими преступлениями, в том числе и с каннибализмом, а также с некоторыми видами половых извращений — общее место и одна из основ современной психиатрии, и весьма характерно, что весь этот «букет» проступает в описаниях «карликов-кузнецов».
Подобные существа населяют мифы буквально всех народов — от эскимосов до австралийцев и от китайцев до исландцев. Есть они и в вайнахских мифах. Это — «заячьи всадники» (пхьагал берий). В вайнахских сказаниях они сосуществуют с нартами. Так, в предании «Жены Пхьагал Бери и Сеска-Солсы» заячий всадник выступает в роли друга «солнечного героя» — Сеска-Солсы,{59} или несет с ним совместно «богатырскую вахту» по охране вайнахской земли от внешних врагов.{60} Примечательно, что верховое животное карликов из вайнахских легенд пхьагал (заяц) хранит в своем названии общий корень с именем бога огня Пхьа и со словом «мастер» (пхьар). Это созвучие достаточно прозрачно указывает на связь вайнахских «заячьих всадников» с их европейскими «собратьями», гномами-кузнецами.
Нужно сказать, что воссозданный нами мрачный портерт не полностью передает облик мастеров. Часто они несут в себе черты идеального благородства, самопожертвования во имя рода человеческого. Таким предстает перед нами вайнахский Пхьармат, Мастер-Солнце, таким в греческой мифологии рисуется Прометей — «родоначальник всех ремесел», почитавшийся в Афинской Академии в виде огня на каменном алтаре.{61} Чем объяснить эту противоречивость в мифологизированном, общечеловеческом образе Мастера?
Объяснение — в двойственной природе самого огня, которому служит и с которым отождествлен Мастер. Огонь полон разительных противоречий, совокупность которых полностью исчерпывает содержание двух мировых антитез — Добра и Зла. Огонь добр, ибо дарует тепло, и злобен, ибо ожоги его несут страдания и гибель. Он дарует яркий свет, но в копоти и углях, остающихся после него, проступает его вторая, мрачная сущность. Огонь, как и его небесная ипостась — Солнце, основа жизни, но он же и творец смерти, ибо пожирает жизнь. Про огонь не скажешь окончательно, добр он или злобен, ибо он добр и злобен одновременно, он объединяет в себе оба эти качества, они в нем нераздельны и едины. Он не бог и не дьявол. Вобрав в себя добро и зло, он — богодьявол в единой личности; он, огонь, как и солнце — Верховное Существо, средоточие всех противоположностей, антитез мира.
Природа и люди таковы, каковыми сотворил их Демиург, Мастер-Солнце, Верховное Существо — по образу и подобию своему. Познай природу со всей ее неизбывной жестокостью и красотой, познай свою человеческую суть, в которой вся грязь и мерзость природы и вся ее красота, и ты познаешь Верховное Существо. Верховное Существо — лишь отражение, лишь подобие мира природы и людей, сотворенных им. Следовательно, Зло так же священно, как и Добро, ибо и Добро и Зло — проявления единого, непознаваемого Верховного Существа. Слабый человеческий разум не в силах оценивать или судить проявления Верховного Существа. Человек должен лишь служить и подражать Мастеру, кладя на его алтарь и добрые и злые деяния свои.
Убийца и врачеватель, распутник и аскет, лжец и правдолюб, скупой и щедрый — человек богоподобен, ибо подражает своему творцу — Верховному, Высшему Существу. В эзотерическом суфизме (как и в масонстве), эта концепция нашла четкую формулировку у Ибн ал-Араби, прозванного «Величайшим учителем» (аш-шайх ал-акбар): «Человек осуществляет высшую цель — явить Богу Его образ, дабы тот мог лицезреть себя со стороны, поэтому, в конечном счете, все поступки человека угодны Богу, а запреты и повеления, содержащиеся в священных писаниях, не имеют абсолютной ценности».{62}
В такую философию развилось поклонение Огню, Солнцу и Камню. Таково содержание и суть мистерии нартов, дошедшей до нас в виде эпоса. Продолжим наш анализ.
2
Возвращаясь к теме «заячьих всадников», следует обратить внимание на табуированность названия зайца у вайнахов, которые и по сей день предпочитают называть это животное описательным именем — лергьяхар («длинноухий»), особенно перед выходом в путь или в дороге.
Табуирование названия того или иного животного — надежный признак тою, что оно когда-то почиталось. Мы уже упоминали о присутствии в названии зайца (пхьагал) имени бога Пхьа — древнего вайнахского покровителя огня и ремесел. Может быть, именно Пхьа и разъезжал на этом животном?
Тогда вторая часть названия этого своеобразного «скакуна» может таить в себе намек на «верховое», «ездовое» животное, а дословная семантика названия «пхьа-гал» должна обозначать что-то вроде «конь (бога) Пхьа». И действительно, в различных нахских языках и диалектах можно найти массу терминов, обозначающих подобных животных, а именно — коней (гил, гаьл, гел и т.д.). Это же слово «покрывает» и оленей (гIал, гIел, гIал, гIала, кIала и т.д.).{63} Кистинцы слово «гал» в названиях зайца и лисы (цхьуагил) произносят как «гил». Все эти соответствия и их огласовки в нахских языках и диалектах дают нам довольно надежную этимологию вайнахского названия зайца (пхьагал) как «коня бога Пхьа», что-то напоминающее конька-горбунка из русских сказок, на котором «славянский Прометей», держась за его длинные уши, отправляется добывать Жар-птицу (жар — синоним огня).
Естественно, на «коне бога Пхьа» может ездить только сам бог Пхьа; Пхьагал-бери, «заячий всадник», и есть этот бог, и совсем неудивительны поэтому разные истории, которые о нем рассказываются в вайнахских сказаниях.
В частности, это существо непобедимо и его побаивается сам великий нарт Сеска-Солса. Когда
