Валентина Ипполитовна сообразила, что Стрельников не знаком с содержанием письма.
– Феликс Базилевич подарил Михаилу Фищуку швейцарские часы, которые были на руке человека, толкнувшего меня.
– Вы опять за свое, – тяжело вздохнул милиционер.
– Хотя нет. Надо начать не с этого. Базилевич мог подарить Фищуку часы перед самым отлетом, чтобы запутать следствие… Прежде надо распросить Данина. Говорил он что-нибудь Фищуку про теорему Ферма или нет? – Учительница решительно хлопнула ладошкой по столу. – Вот что! Я приглашу Константина к себе прямо сейчас. На чай.
Она схватилась за телефон. Дважды набрала номер. Оба раза долго слушала монотонные гудки.
– Не стоит звонить, – нехотя заметил старший лейтенант.
– В чем дело? – обеспокоилась учительница.
Оперативник отвел взгляд.
– Не хотелось вам говорить… Но, оставшись без матери, ваш математик стал вести себя неадекватно.
– Что значит, неадекватно?
– Хотел выброситься из окна. Что-то еще нехорошее делал. Короче, его поместили в больницу.
– Какую еще больницу?
– Психиатрическую.
– Ну, знаете ли, это… Константин необычный человек, но он нормальный!
– Это дело медицины. Мы его выпустили. Дальше не моя забота.
– Вы бесчувственный человек!
– Я? – Обиженный Стрельников направился к выходу, но на полпути обернулся. – У нас есть действительно серьезные проблемы. В тот день, когда вы упали с эскалатора, около метро кто-то пырнул финкой Левона Амбарцумова. Он скончался. Убийца пока не найден.
Руки пожилой женщины похолодели. Она хрустнула пальцами здоровой руки, чтобы почувствовать их.
– Когда это произошло?
– Приблизительно в то же время, что и ваше падение. Его обнаружили, когда за вами приехала скорая.
Учительница задумалась.
– Это мог быть один человек. Сначала его, потом меня. Или наоборот.
– Легко вы строите версии.
– Мы должны вместе поговорить с Константином Даниным. Ключ к разгадке у него! Где находится больница?
– За городом. – Стрельников назвал адрес. – Только я не уверен, что Данин сможет нам помочь. С ним- то и в нормальном состоянии говорить тяжело.
– Помогите мне попасть в психиатрическую больницу. Вас, как оперуполномоченного, всюду пустят, а я – даже не родственница. Сами знаете, какой там режим.
Стрельников некоторое время колебался, потом решил:
– Попробую договориться с главным врачом. Сведу вас по телефону, а дальше вы сами.
Он позвонил в управление, связался с дежурным.
– Это старший лейтенант Стрельников. Посмотрите по нашей базе телефоны психушки и фамилию главврача… Записываю… Как вы сказали? – Милиционер оторвал взгляд от листа бумаги и озадаченно посмотрел на Вишневскую. Потом буркнул в трубку: – Понял, спасибо.
Он молча протянул листок Валентине Ипполитовне. Напротив телефонного номера там значилась хорошо известная им обоим фамилия.
Вишневская удивленно промолвила:
– Странное совпадение.
– Ох, не нравятся мне такие совпадения.
– Как дважды два – пять.
– Вот именно!
– Значит убийца это…
Учительница не закончила свою мысль, но Стрельников прекрасно понял ее.
49
Сообщение о контр-примере профессора из Гарварда швырнуло Эндрю Уайлса в пучину отчаянья.
Оказывается он посвятил свою жизнь невозможному! Он ногтями царапал железобетонную стену. Его бесконечные попытки заткнуть дыру в доказательстве изначально были обречены на провал, потому что Великая теорема Ферма неверна!
От безысходности Уайлс готов был умереть.
Математический мир забурлил. Коллеги засыпали автора контр-примера вопросами. Тот отмалчивался. В течение двух дней среди ученых не было более животрепещущей темы, чем крах Великой теоремы, пока кто-то не обратил внимания на дату исходного письма: 1 апреля!
Сообщение оказалось первоапрельской шуткой. Математики вздохнули с облегчением. Великая теорема продолжала оставаться Великой мечтой.
Правда можно было услышать разговоры и такого рода: 'На самом деле первым пошутил не Элкис, а Ферма, когда заявил, что знает доказательство'. 'Нет, он не шутил. Разве можно уместить двухсотстраничное доказательство на полях книги?' 'В этом вся проблема. Его и в журнал никак не могут впихнуть'.
Последний укол относился к Эндрю Уайлсу. Вздохнув с облегчением, он с удвоенной энергией продолжил работу над исправлением ошибки. Но ни весна, ни лето 1994-го года не принесли результата.
Математическое сообщество постепенно успокоилось. Великая теорема на то и Великая, чтобы просто так не сдаваться. Даже Уайлс начал привыкать к такому положению. Все признавали, что, невзирая на досадное поражение, он обогатил математику блестящими методами, которые можно использовать для решения других задач.
А теорема Ферма… Что ж, нет ничего стыдного, встать в один ряд с Эйлером и Коши.
С этими мыслями, спустя полгода, расслабленный Уайлс сидел в рабочем кабинете и просматривал свои старые записи. И неожиданно к нему пришло Озарение.
Он увидел совершенно новое решение той проблемы, которая застопорила доказательство. Оно было неописуемо прекрасным, и в то же время простым и изящным. Не веря самому себе, он несколько часов молча таращился на него и не понимал, почему оно не приходило ему в голову раньше? Чувства, которые он переживал, не могли сравниться ни с одним самым счастливым мгновением в его жизни. Радостное возбуждение переполняло его умопомрачительными волнами восторга.
В первый вечер счастливый Эндрю Уайлс заснул прямо в кабинете. Утром он перепроверил доказательство и убедился, что всё в порядке. Уайлс поспешил к коллегам по математическому факультету и попросил их проверить его новое решение. Каждый подтвердил, что оно абсолютно правильное.
Это был триумф. Настоящий триумф Уайлса после преждевременных оваций в Институте Ньютона. Благодаря красивому решению прежнее доказательство удалось сократить на семьдесят страниц.
Обновленную статью вновь проштудировали эксперты. Претензий не было.
И в мае 1995 года доказательство Великой теоремы Ферма было опубликовано в журнале: 'Annals of Mathematics'.
Самая знаменитая математическая проблема была решена!
Но Великая тайна Ферма осталась неразгаданной.
