теперь мы дружно пили. – И все же мнится мне, что кто-нибудь должен его наскипидарить. По моему мнению, он настоятельно нуждается в пинке под зад. Неужели мы не можем дать ему какую-нибудь книгу, чтобы она придала ему стартовое ускорение? Мне обидно приходить вечером домой и видеть, как он сидит тут, играет в «червы с отменой», а весь его потенциал идет псу под хвост. Ведь если говорить о возможностях, все мы рядом с ним – дети неразумные, и при всем том ему вроде ничего и не хочется, кроме как тасовать карты для безика да кидать дротики в цель и все такое прочее, когда он должен бы свой потенциал реализовать. Мы подобны комочкам пыли у него под ногами, в смысле потенциала, а он только и знает, что мастерить кораблики в бутылках да выпиливать лобзиком и прочее, а ему полагалось бы извлекать максимальную пользу от своих возможностей. Вот ей же ей, у меня руки так и чешутся намазать ему одно место скипидаром. И чтоб я сдох, если знаю, как найти выход из этой ситуации, которая удручает меня с какой ни глянь стороны. Все это так постыдно и преступно, что я буквально в отчаянии, и чем больше об этом думаю, тем отчаяннее мое отчаяние. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне хочется выйти на улицу и просто швырять в реку ящики от ярости на то, что человек, столь очевидным образом избранный быть баловнем жизненного принципа, так ленив, нечестив и не прав. Мое терпение на пределе, мальчики, и я готов сказать это ему в лицо.
За обедом мы обсуждали психиатра.
– И как там психиатр? – спросили мы.
– Ему нет прощения, – сказала она.
– Нет прощения?
– Он сказал, что со мной неинтересно.
– Неинтересно?
– Он сказал, что я жуткая зануда.
– Не следовало так говорить.
– Он сказал, что деньги его не интересуют.
– А что его интересует?
– Его интересует ржачка, так он сказал.
– Странное выражение.
– Мне в жизни недостает ржачки, так он сказал.
– Некрасиво с его стороны.
– Он сказал: господи, давай в кино, что ли, сходим.
– И?
– Мы пошли в кино.
– Какое?
– С Чарлтоном Хестоном.
– Хорошее?
– Прекрасное.
– Кто платил?
– Он.
– Попкорн покупал?
– Батончики «Марс».
– Вы держались за руки?
–
– А потом?
– Выпили.
– А еще потом?
– А чего это вы всё допытываетесь?
– Но, – сказали мы, беря быка за рога, –
Мы смотрели на Белоснежку, на ее гладкие губы на гладком лице; ее женственная фигура чуть покачивалась у окна. Мы чувствовали: что что-то тут явно не так.
– Жизнь по большей части не экстраординарна, – сказал в кухне Белоснежке Клем.
– Да, – сказала Белоснежка, – я знаю. Жизнь по большей части не экстраординарна и если смотреть на нее глазами отчаявшейся женщины, если вам интересно.
Дэн все время говорит Белоснежке, что «близится Рождество!» Как бы его убить поаккуратнее? Чтоб пятен поменьше.
Хорошенькая стюардесса разглядывала грудь Клема сквозь его прозрачную нейлоновую рубашку «стирай и носи». «У него впалая грудь, как бывает у многих парнишек с Запада. Словно корова упала на него в детстве. Одна-единственная рубашка. Та, что на нем. Как трогательно! Я непременно должна что-нибудь сделать для этого бедного парнишки». В заднем багажном отсеке Клем в поте лица трудился над гладильной доской, которую Кэрол соорудила из кучи старых чемоданов. «Белоснежка ждет меня, – размышлял Клем, гладя рубашку. – При том, что она ждет также Билла, Хьюберта, Генри, Эдварда, Кевина и Дэна, я не могу отделаться от ощущения, что по сути, если убрать все случайное и наносное, она моя. При том, что я прекрасно понимаю: каждый из остальных не может отделаться от того же ощущения». Клем вернул утюг в ведро. Самолет мягко – как то ему и полагается – приземлился. Трап положенным образом упал на посадочную полосу. Пассажиры покидали салон самолета в соответствии с установленным протоколом, самые знаменитые выходили первыми, самые зачуханные – последними. Клем относился к тем, кто ниже среднего. Он смотрел на «фольксвагены», снующие по чикагским улицам, на чудящих детишек в армейском х/б, на копоть, падающую с неба. «Так вот он какой, Свободный Мир! Мне бы так хотелось заняться «любовью» в постели, хотя бы раз. Под душем-то нормально для будней, а в отпуске всегда хочется чего-то необычного. Постель была бы потрясающим нововведением. Вероятно, мне нужно поискать бордель. Я полагаю, их адреса можно обнаружить на «желтых страницах». Поступив так, я изменю не Белоснежке, но всего лишь душевой кабинке. Собранию белого фаянса и сверкающего металла, если по сути».
Бобриковый колледж – вот где она получила образование. Она изучала «Современную женщину, ее права и обязанности»: природа, питание и воспитание женщин, а также то, что они означают в историческом и эволюционном аспектах, включая домашнее хозяйство, взращивание детей, миротворчество, целительство и преданность, и какой вклад вносит все вышеперечисленное в регуманизацию современного мира. Затем она изучала «Классическую гитару I», с использованием методов и техник Сора, Тарреги, Сеговии и т. д. Затем она изучала «Английских поэтов-романтиков II»: Шелли, Байрон, Китс. Затем она изучала «Теоретические основания психологии»: разум, сознание, бессознательный разум, личность, эго, межличностные отношения, психосексуальные нормы, социальные игры, группы, приспособление, конфликт, авторитет, индивидуализация, интеграция и психическое здоровье. Затем она изучала «Живопись маслом I» и принесла на первое занятие требуемые краски: кадмий желтый светлый, кадмий желтый средний, кадмий красный светлый, крап алый, ультрамарин, кобальт синий, зелень парижскую, сажу черную, умбру натуральную, охру желтую, сиенну жженую, цинк белый. Затем она изучала «Внутренние ресурсы личности I и II»: самооценка, развитие смелости во взаимодействии с окружающей средой, раскрытие и использование сознания, личный опыт, подготовка, управление временем, зрелое переопределение целей, планирование действий. Затем она
