чтобы речные пираты бесчинствовали в это время в каком-нибудь другом месте. Баржа, груженная бревнами с севера и различными товарами для Нового Орлеана, представляла немалый интерес для речных банд, охотившихся за такими судами.
Снова судьба им благоприятствовала, плавание проходило спокойно, но маленький слуга вздохнул с облегчением только после того, как они причалили к пристани Бове и сели на своих лошадей. Услышав этот вздох, Джейсон повернулся в седле и улыбнулся ему:
— Рад, что мы дома?
— О да, господин!
Эти слова вырвались у него от всего сердца, и Джейсон вполне разделял их — его глаза жадно впитывали знакомую и любимую землю. Пустив лошадь в галоп, он поскакал вниз по широкой, обсаженной дубами дороге, ведущей к дому. Лучи жаркого луизианского солнца пробивались сквозь старые гигантские деревья, и серо-зеленый испанский мох призрачно и недвижно свисал с их массивных ветвей. Внезапно ряды деревьев кончились, и Бове, стройный и белоснежный, предстал перед ними: высокие колонны ярко блестели под солнцем, а изумрудная лужайка напоминала мягкий бархатный ковер.
Придержав лошадь, Джейсон направил ее по кольцевому подъезду вокруг фронтона здания и подъехал к одному из белых чистеньких построек, скрытых от глаз рощицей деревьев, за которыми начинались акры и акры высокого сахарного тростника.
На конский топот из здания вышли люди; увидев среди них Жака, Джейсон остановил коня перед ним.
Едва успел он соскочить с седла и обменяться с ним приветствиями, как Жак спросил бесстрастно:
— Значит, вы вернулись? Уже видели старого хозяина?
Улыбнувшись, Джейсон вручил слуге поводья и ответил:
— Нет, я еще не был в большом доме. С ним все в порядке?
— Да, он давно вас ждет.
Улыбаясь, Джейсон пошел в сторону дома. Его обутые в мокасины ноги бесшумно ступали по ухоженной тропинке, которая вела мимо кухонной постройки, мимо пышного розария. В тихом воздухе стоял густой аромат распустившихся цветов. Его дед Арман, поднятый на ноги легкой суматохой, уже спешил по широким ступеням, чтобы встретить его. Темные глаза старика вспыхнули от радости при виде единственного внука.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Джейсон с облегчением и нежностью отметил, что старик такой же бодрый и жизнерадостный, каким он его и помнил. Деда Джейсона даже при самой смелой игре воображения нельзя было назвать крупным мужчиной. Он едва достигал ему до плеча, что же касается ширины, то лучше всего было назвать его стройным. У него были изящные, гибкие, совсем не старческие движения и оливковый цвет кожи истинного француза. Тщеславный Арман очень гордился тем фактом, что в семьдесят один год лицо у негр, хотя и покрытое морщинами и складками, было таким же мягким и гладким, как у женщины.
Джейсон улыбнулся ему на мгновение раньше, чем сграбастал в свои медвежьи объятия. Так в обнимку мужчины и поднялись по ступенькам в прохладу дома.
Конечно же, Арману, как и Гаю, не терпелось услышать новости о жене Джейсона. В отличие от скупой информации, адресованной отцу, Джейсон вдруг обнаружил, что деду он рассказывает всю историю целиком. Он обнаружил также, что рассказ этот о том, что произошло, облегчает ему душу. Но даже зная Джейсона, Арман не мог представить всю ту боль и сожаление, которые терзали его внука, словно вонзенный и повернутый нож. Что он мог ему сказать, чем утешить?
Арман приготовил какие-то слова утешения, но, завидев предостерегающий блеск его зеленых глаз, оставил эту тему в покое.
Они наслаждались безмятежным ужином и, когда его взяли в плен покой и тишина Бове, Джейсон впервые за многие недели почувствовал, что он расслабился, что нет больше напряжения. Боже мой, подумал он, как хорошо вернуться назад! И вечером, разговаривая с дедушкой на широкой галерее, идущей по фронтону дома, признался ему в этом.
А дедушка, в густых черных волосах которого не было ни одной седой пряди, сверкнув веселыми карими глазами, поддразнил внука:
— Ты всегда говоришь так. А пройдет месяц, и ты начинаешь метаться, словно болотная пантера в западне, а потом ты и этот Блад Дринкер исчезнете в бешеной скачке. Не правда ли?
Улыбнувшись уже потемневшим от жаркого солнца лицом, Джейсон был вынужден признать справедливость его слов.
— Это было в прошлом. — Его голос стал серьезным. — На сей раз я собираюсь осесть. Надеюсь, что погоня за дикими приключениями уже за следующим холмом утратила для меня свое очарование.
С насмешливой искоркой в глазах Бове спросил:
— Твоя жена, которая тебя оставила, — это она причина такого решения?
С поблекшим взглядом, с недоумением на лице Джейсон ответил, запнувшись:
— Не знаю. Но, видимо, она как-то с этим связана. Я никогда прежде не встречал такую, как она, никогда, черт побери, не чувствовал себя таким беспомощным и расстроенным, как сейчас.
Рассудительно кивнув, Бове тихо произнес:
— И поэтому теперь ты хочешь забыться и найти себя в тяжелой работе. Что ж, это очень хорошо. Я давно хотел передать тебе плантацию, но боялся, что ты еще не готов. Слишком ты напоминал ветер — сейчас ты здесь, в следующую минуту — в нескольких милях отсюда. Но похоже, ты готов, потому что нуждаешься в Бове больше, чем оно в тебе.
В беседе прошло несколько часов. Возвращаясь на ночь в свою комнату, Джейсон знал, что ему обеспечена ночь без сна. Его голова была занята планами, проектами, которые они обсуждали с дедом, и он надеялся, что не разочарует старика. Он вошел в комнату и тут же остановился — его глаза разглядели высокую, по-звериному грациозную фигуру. С улыбкой радостного удивления он быстро захлопнул за собой дверь и затряс протянутую ему руку.
— Господи, как же я рад видеть тебя! Блад Дринкер широко ухмыльнулся, темные его глаза остановились на лице Джейсона и нахмурились, когда он в него вгляделся. Что-то случилось с его другом с той поры, как они расстались, хорошее или плохое — он еще не разобрал.
Лицо у Джейсона стало тоньше, морщинки у глаз заметнее, щеки запали, а зеленые глаза стали какими-то затуманенными, перестали светиться, как прежде. Все это обеспокоило Блада Дринкера. Он прямо сказал:
— Эта поездка в Англию изменила тебя. Расскажи, что случилось, почему ты такой грустный.
Быстро и сжато Джейсон изложил, чем он занимался в Лондоне и во Франции, оставив рассказ о Кэтрин и о женитьбе напоследок. О том, что произошло, Блад Дринкер догадался скорее из того, о чем Джейсон умолчал, чем из того, что он рассказал, но ни уточнять, ни углубляться он не стал. Есть вещи, о которых мужчины предпочитают молчать. Он не утешал друга, не сочувствовал ему, зная, как отнесется к этому Джейсон. Он только спросил:
— А что теперь? Ты станешь тенью своего деда? Джейсон усмехнулся.
— Вряд ли. Но я возьму в свои руки все нити управления Бове, по крайней мере, на то время, что буду здесь. Мы долго разговаривали сегодня вечером, и вначале я действительно думал, что во всем буду идти по его следам — он этого хотел от меня. Но потом решили, что сначала нужно пройти испытание. Он ведь знает меня лучше, чем я сам знаю себя, пока пусть
