Мария смотрела на меня такими глазами, что становилось понятно. Нужно прекращать рассказывать стихи, а то она сейчас набросится на меня не обращая внимания на присутствующих.
И где-то в глубине души, моя старая сущность видела перед собой Любку и читала ей совсем другие стихи…
Она начала сниться мне по ночам. Любовь моя смотрела на меня своими дивными глазами, в которых золото перемешали с каштаном. Слезы текли по ее щекам и капали мне на лицо.
— Почему ты перестал сниться мне, Волчонок?
— Мне нельзя … я из Нави, Любка. Чтоб войти в Явь, мне нужна чья-то жизнь. Я могу тебя убить…
— Раньше ты приходил, пил мою жизнь… я чувствовала, еще немного и ты заберешь меня за собой. Было так хорошо и спокойно… потом ты пропал, а я живу и живу… без смысла, без цели, без счастья… зачем все это? Забери меня с собой…
Я гладил ее золотые волосы и шептал слова, в которые сам не очень верил:
— Так надо солнышко, просто так надо. Никто не обещал нам, что мы будем счастливы вечно. Мы сами себе это придумали и поверили… надо терпеть…
И просыпался. Мое лицо было мокрым от слез, я кусал до крови свои руки, чтоб не завыть и не вцепиться зубами в чью-то глотку…
Как и обещала мне маленькая, стервозная ведьма меня заполняла жажда убийства и разрушения. Глотая кровь, льющуюся мне в рот, шептал сам себе:
— Надо терпеть…
Глава пятнадцатая
Летом, в конце месяца червеня, после Петра и Павла, пришла весть о поражении хана Тохтамыша. По этому поводу состоялся у меня разговор с атаманом.
— Вернулись вчера наши казаки с разъезда, встречали купцов татарских, что в Киев ехали. Сказывали те, что побил Тимур войско Тохтомыша. Так что не обманул тебя святой Илья, — Иллар выжидающе уставился мне в глаза. Чего он от меня ждал, понять было трудно, поэтому ответил максимально нейтрально.
— Где ж такое видано, чтоб святые обманывали, он ведь, батьку, казакам добра желает …
— Добра, говоришь… а что сказывал тебе святой Илья, придут в липне к нам крымчаки?
Вопрос был непростой. С одной стороны потрепанные кочевники могут опасаться как преследования Тимура, так и набегов соседей. Любая серьезная встряска меняет соотношение сил державших в относительном порядке различные кланы. И у многих возникает соблазн улучшить свое положение за счет ослабевшего соседа. С другой, ослабевшему роду, как никогда нужно вливание средств, чтоб снова стать на ноги. А середина липня, начало страды, идеальное время для набега. Но если сравнивать, то первая причина перевешивает. Пока не установится новая система взаимоотношений, пока не станет понятно, кто кому подчиняется и на каких условиях, опасаться серьезных вылазок не стоит. Тохтомышу, исходя из сложившейся ситуации, как никогда важно иметь надежные тылы, в виде Литовского княжества, поэтому он приложит усилия, чтоб держать в узде непокорные крымские рода.
— Ничего, батьку не сказывал, но я думаю, что не придут. Своих дел у них хватает.
— Думает он… чего тут думать, если к соседям посланцы хана прискакали. Собирает войско Тохтомыш на следующую весну. Велено всем явиться, кому от шестнадцати до тридцати зим исполниться. Всем главам родов велено во главе своих людей стать и весной пред очи хана явиться. А до той поры всех, кто в литовские украины с разбоем идет, в полон брать и на суд хана везти.
— Ну и дела…
— Такие дела, что в Киев ехать надо, найм искать. Начало лета, без походов казаки со скуки опухнут.
