и связки, чтобы они не подвели, а впрочем, он был в себе и без того уверен, поглядывал на сухопарого старичка презрительно и что-то отвечал Н’рху, который ходил вокруг него на расстоянии шагов пяти – семи, чтобы получше видеть эту груду мяса, костей и врожденной, непреходящей злости на всех, кроме командиров, конечно, иначе бы его и в армии не потерпели.
А старичок-оруженосец тоже разделся по пояс, и тело у него оказалось… вполне ничего себе, видно стало, что когда-то он многое мог, пожалуй, побольше, чем обычно людишки могут, руки были крепкими, с хорошо выраженными бицепсами, плечи, казавшиеся в его храмовой хламиде не очень широкими, были развернутыми, грудь – крепкой и совсем не впалой, хранящей таинственность объема легких, живот был плоским, и почти каждый мускул на нем был виден, когда оруженосец решил энергично подышать. А самое удивительное было то, что он тоже вполне серьезно готовился к этой схватке.
Циклопа даже засмотрелась на него, почему-то он ей стал казаться едва ли не красивым, хотя прежде она себя в любовании мужской грацией не замечала и вообще к людям относилась настороженно, странными все же они были. Размявшись по всем правилам воинского искусства, старик собрал свои седые волосы в подобие конского хвоста, перевязав кожаной ленточкой, и вдруг… Крепа не поверила своим глазам, потому что оруженосец вдруг изменился. Он стал моложе, выразительнее, как боец в кругу для рукопашки, у него даже лицо просветлело, и очень хорошо стало видно, что он доволен, что так-то все получилось, он был готов наслаждаться поединком!
Крепа и сама была бы довольна зрелищем, если бы для нее от исхода этого спора так много не зависело. Она даже слегка присела, чтобы видеть все происходящее на том же уровне, на каком был и оруженосец, ее боец, как она сама решила.
Лестригон и непонятный старичок подошли к бревну. Н’рх стал кричать, приказал кому-то из новобранцев, которых тоже было вокруг полно, очертить круг сапогами в мягкой почве. Сразу трое из молодых стали вырисовывать этот круг, по мнению циклопы – слишком маленький. На что она продолжала надеяться, ей и самой было непонятно. Ведь лестригон такой огромный, а этот человек… О нем тут вообще и разговора быть не могло. А размеры круга были важны, если бы он оказался пошире, у старичка еще были бы какие-то шансы не сразу проиграть, а хоть немного посопротивляться, но так, как его обозначил проклятый карлик, – нет, никаких иллюзий даже на достойный проигрыш питать не стоило, это было изначально безнадежно. Или все же?..
Они сошлись. Лестригон ухмылялся такой противной рожей, что по ней хотелось стукнуть, человечек был вежлив и спокоен, почти равнодушен. Хотя в нем что-то изменилось, это Крепа видела очень хорошо. Малтуск ощерился, взрыкнул, да так, что со стен у ворот снялись лесные грачи. Человечек суховато, очень по-военному поклонился и… еще на одну дырочку поджал свой широкий пояс.
– Беритесь за бревнышко! – заорал Н’рх, который вздумал командовать поединком.
– Ишь, еще и издевается, – зашумели солдаты, но негромко, понимали, что слишком-то иноземцев поддерживать не следовало.
А потом, как Крепа заметила краем глаза, стали передавать мелкие монетки, затеяли ставки, а значит, и на человека кто-то понадеялся. Вот только кто держал банк, она не стала рассматривать, не до того ей было. Почему-то казалось, что сейчас решается ее судьба… Про себя она сказала так: Матушка Зжеть, защитница всех циклопов на этой земле, и отец Море! Если человек победит, что же, хоть и непонятно, что из этого выйдет, но я пойду с ними и буду почитать этого рыцаря как командира, а оруженосец его станет мне товарищем, только бы уйти отсюда, да побыстрее!..
Лестригон наклонился над бревном и поднял свой конец легко, развлекаясь. Человечек наклонился, стала видна его чистая спина, обхватил бревно, руки его напряглись, но разогнулся он не сразу. Со стороны солдат послышались смешки. А потом… Что-то мигом изменилось, даже тихо стало, как бывает исключительно тихо, когда очень много собравшихся воедино грубоватых и говорливых зрителей вдруг затаивают дыхание, в такие моменты даже собаки не решаются гавкать, даже гром в небе не прогрохочет, даже лес под ветром перестает шуметь…
На миг все же Крепе показалось, что Малтуск играючи поднимет это бревно повыше, оторвет человечка от земли, чтобы он вдобавок к поражению еще и унизительно махал бессильными ногами в воздухе, такое он перед циклопой как-то проделал с двуми новичками. Но человечек держался за свою часть бревна жестко, цепко, уверенно, и лестригону его попытка не удалась. Он лишь чуть изменил хват и попробовал еще раз, и тогда… Все кончилось.
Человек, растянувшись в одну на редкость крепкую и красивую… каплю мускулов и силы, почти горизонтально назад подал ноги, навалился и выбил лестригона из круга! Да так, что тот, почти не соображая, уже не столько толкал бревно, а удерживался за него, чтобы не опрокинуться на спину.
Оруженосец еще немного додавил противника, а когда тот отошел от круга шагов уже на пять, едва ли не равнодушно положил свой край толкательного бревна на землю, выпрямился и суховато, как и перед поединком, поклонился. Повернулся и пошел к своему господину, который тоже стоял с лицом спокойным, будто небо на рассвете, держал кафтан оруженосца. Только тогда Крепа поняла, что она все же отомстила Н’рху, она получит его деньги, а он останется без единой из тех золотых монет, которые уже полагал своими.
Правда, ей придется отправиться с этим полуорком и его человеком в путешествие, но теперь и это ее не страшило, с такими, как эти, стоило иметь дело. Они умеют постоять за себя и за тех, кто им служит. Они, вероятно, как это ни удивительно, даже и не думали о другом исходе спора, они были в себе уверены.
Оруженосец стал одеваться, приняв от своего рыцаря рубашку и спокойно заправляя ее в штаны, пока рыцарь держал его камзол. Кольчуги у оруженосца не было, лишь второй, верхний пояс с широким кинжалом, который надевается поверх прочих одежд, уже поблескивал у него в руках, замедляя его движения, мешая ему. А ведь правильно, решила Крепа, воин сначала возьмет в руки оружие, лишь после займется остальным, пусть это не так удобно, как если бы обе руки были свободны, но оружие никогда не мешает, чаще, наоборот, его не хватает, когда приходит в нем надобность… Она подошла к своим новым командирам с опаской.
– Здорово, – выдохнула она. – Ничего подобного прежде не видела.
Оруженосец вблизи вдруг стал уже не таким красивым и выразительным, как еще минуту назад, издалека, он стал обычным, хотя таким и не был, как теперь было всем ясно. Он застегнул свой камзол, подпоясался наружным ремнем и посмотрел на Крепу слегка раскосыми, восточными и улыбающимися глазами. Рыцарь тоже окинул ее взглядом, но уже внимательнее, чем в кордегардии.
– Как понимаю, ты согласна отправиться с нами? – спросил он.
– Я дала слово… – И она чуть сбивчиво, чуть неуверенно вначале, но потом все тверже объяснила, что почему-то решила дать обет своим небесным и земным покровителям, что выполнит все, от нее зависящее. – Если вы потом отпустите меня, – добавила она. И спохватилась: – И еще, конечно, заплатите те пятьдесят монет, на которых сошлись с… карликом.
Теперь-то Н’рх был ей никакой не командир, он был просто карликом, с которым ей довелось когда-то прежде служить. К несчастью, пришлось, но это окончилось, раз и навсегда, как можно было надеяться.
– Это хорошо, – рассудительно произнес рыцарь, поправил что-то в одежде Датыра, хлопнул его несильно, ободряюще по плечу. Запустил руку в свой нагрудный карман, а не в
