«Даже мой ум сегодня выкидывает трюки». — Летчица затрясла головой, отшвырнув непрошеный совет.
Стоило ей снизиться до девяти тысяч, все разом успокоилось. Товарняк на квадратных колесах одолел все ухабы и покатился по ровному, как зеркало, склону. На замерзшем ветровом стекле затрепетали голубые огоньки — тихие, ласковые. Нежные пальчики статического электричества заплясали по обшивке.
Это призрачное свечение проникало в кабину даже сквозь ледяной покров толщиной в пол-лапы, и белоснежная мордочка летчицы окрасилась голубизной.
Любая другая хорьчиха на ее месте расплакалась бы от счастья. Но Шторми только радостно вздохнула. «Какое чудо! — подумала она. — Я вижу приборную панель!»
Осветительные лампы на доске полопались, кабина была усеяна осколками стекла. Цел остался только плафон на потолке.
За бортом потеплело до плюс двух. «Подниматься выше уже не придется до самого Салинаса», — подумала Шторми и беспечно дернула рычаг антиобледенителя. Выключатель глухо щелкнул — и больше ничего не произошло. Система вышла из строя окончательно.
Шторми вздохнула и, наклонившись, нашарила на полу пилотскую сумку. В кармашке на молнии, рядом с запаянным в хрустальный шарик пропеллером от первой в ее жизни модели самолета, лежала портативная рация. Шторми приладила антенну и прижала к уху под летным шлемом крошечный динамик.
— Окленд-Центральная? «Авиахорек три-пять» на связи. Как слышите?
— «Авиахорек три-пять», мы вас ведем. Продолжайте следовать по маршруту.
Летчица расслабилась — разом спал остаток напряжения, о котором она до сих пор даже не подозревала.
— Окленд? «Авиахорек три-пять». Вышли на девять тысяч, просим разрешения снизиться до восьми.
Приветливый голос откликнулся с такой готовностью, как будто и не было никаких проблем… впрочем, в мирной радиорубке центральной зоны Окленда их и не было.
— «Авиахорек три-пять», разрешение на снижение до восьми тысяч даем. Действуйте по своему усмотрению.
Летчица подтвердила прием и направила машину вниз, к долгожданному теплу. На восьми тысячах лап с крыльев сорвалось первое полотнище льда, а спустя мгновение треснула и исчезла ледяная корка на ветровом стекле. В окно кабины снова застучал дождь.
Шторми включила освещение антиобледенителя. Снега больше не было — только капли дождя проносились в луче света. Вертолетиков Шторми не заметила.
— Все пропало, — сказал Бакстер. — Мы ее не остановили. Она полетит дальше.
— Не всем удается помочь, Бакстер, — отозвался Шустрик. — Я таких уже видал. Они такие упрямые, что с ними ничего не поделаешь. Ни нам это не под силу, ни их ангелам- хранителям. Они не спрашивают совета и даже не задумываются о своем предназначении. Шторми решила, что ее судьба — доставить груз до цели. Доставить груз, а не встретиться со Строубом. Доставить груз, а не изменить мир.
— Наше дело — предложить, — добавил Ловкач. — Она — смертная, ей и решать.
— Но моя Уиллоу…
— С твоей внучкой все образуется, — мягко сказал Шустрик таким тоном, как будто ему было известно об этом больше, чем Бакстеру.
Увеличивать нагрузку на четвертый двигатель Шторми не стала: он может еще пригодиться при посадке.
Из динамика донесся чей-то новый голос:
— Окленд-Центральная? «Пуш-два-ноль» на связи, рейс на Медфорд. Миновали Реддинг, просим разрешения подняться с семи тысяч на высоту один-два, двенадцать тысяч лап. Сообщите самолету, следующему на юг, о сложных погодных условиях в районе Сакраменто.
Шторми заморгала, не веря своим ушам. «Рейс на Медфорд? Этот пилот собирается лететь через участок, где мой „ХЛи-4“ чуть не разнесло на клочки?»
Эльфы тоже все слышали.
— Это он! — воскликнул Бакстер. —
Шторми ждала, что пилоту «Пуш-20» передадут ее сообщение о грозе и сильной турбулентности над
Сискью. Но диспетчер молчал. Странно. Может быть, на дежурство заступила новая смена?
Она поспешно нажала кнопку микрофона.
— Окленд-Центральная? «Авиахорек три-пять» на связи. Сообщение для пилота «Пуш- два-ноль»… если он сможет принять мой сигнал…
— «Пуш-два-ноль», можете принять сигнал от «Авиахорька три-пять»? — осведомился диспетчер. — У нее для вас сообщение.
Первый голос зазвучал вновь — прерывисто, словно пилоту трудно было удерживать кнопку микрофона.
— Слышу вас, «Авиа»… «Авиахорек». Говорите.
Шторми постаралась изложить все как можно короче.
— «Пуш», на связи «Авиахорек». «ХАи-четыре», летим на юг по трассе «Виктор два-три». Если вы собираетесь лететь до Медфорда по «Виктор два-три», примите к сведению крайне тяжелые погодные условия на этом маршруте. На высоте один-один сильное обледенение, турбулентность такая, что в багажном отсеке сломались крепления, удержать высоту очень сложно.
Ответ ее удивил.
— Вас понял, «Авиахорек». Если вы летите на юг по «Виктор два-три», у вас будут проб…
И снова молчание. Неужели «Пуш» тоже потерял антенну?
Затем тот же голос зазвучал по-другому передатчику. Действительно, с основной рацией что-то случилось.
— Окленд-Центральная, «Пуш-два-ноль» запрашивает маршрут для возвращения в Реддинг. Идем на посадку в Реддинге.
— Вас понял, «Пуш». Подтвердите отмену рейса на Медфорд.
— Подтверждаю. Рейс на Медфорд отменяется, идем на посадку в Реддинге. На «Виктор два-три» сегодня хозяйничает буря.
— Вас понял. «Пуш-два-ноль», правый поворот, курс один семь пять, на радиомаяк-ДМЕ обратного курса, подход к ВПП один-шесть, держитесь на семи тысячах, готовьтесь идти на снижение.
Пилот «Пуш-два-ноль» подтвердил прием. Шторми про себя отметила, что говорит он на удивление спокойно — по крайней мере для летчика, барахтающегося в буре, которая только что едва не угробила ее машину.
Вскоре он снова обратился к диспетчеру:
— Центр, это «Пуш-два-ноль». Передайте пилоту «Авиахорька», что к югу отсюда на «Виктор два-три» погода скверная. У нас даже краска малость пооблупилась. Угодили в град. Что-то странное для Сакраменто, но прогулка вышла не из приятных.
Все три эльфа завопили хором:
—
Шторми вздохнула, прислушавшись к слабому голоску, взывающему к ее чувству высшей