— Это всходит не солнце? Такая яркая!
Вейлас со сдержанной улыбкой глянул вверх.
— Если бы это было солнце, госпожа, звезды исчезли бы с половины небосвода. Поверьте мне, это луна. Если мы останемся здесь, вам скоро придется познакомиться и с солнцем тоже.
Квентл умолкла, видимо раздосадованная своей ошибкой. Халисстра понимала ее — она и сама ошиблась точно также.
— Отсюда следует один чудесный вопрос, — заметил Фарон. — По-видимому, у нас нет желания задерживаться здесь. И что мы в таком случае будем делать?
Провоцируя Квентл Бэнр этими словами, он внимательно следил за ней.
Квентл не попалась на удочку. Она пристально смотрела вдаль, на серебристое сияние на востоке, словно не слышала вопроса. Под лунным светом от изъеденных ветром стен и обрушившихся колонн потянулись тени, призрачные, как привидения, столь слабые, что различить их могли лишь глаза дроу, привыкшие к мраку Подземья. Квентл нагнулась и, набрав пригоршню песка, позволила ему течь между пальцами, глядя, как ветер уносит серебристые струйки. Халисстре впервые пришло в голову, что Квентл и другие мензоберранзанцы могут испытывать нечто вроде той же усталости, той же скорби, что лежала на сердце у нее самой, не потому, что сочувствуют ее утрате, а от понимания того, что стали свидетелями крушения, великого и ужасного.
Молчание затягивалось, пока Фарон не шевельнулся и не открыл рот, собираясь заговорить снова. Квентл опередила его, голос ее был холоден и презрителен.
— Что мы будем делать, Фарон? Мы будем делать то, что
За сотни миль от пустынных развалин другой темный эльф стоял посреди другого разрушенного города.
Это был город дроу, бастион из черного камня, вырастающий из стены громадной черной пропасти. Он представлял собой нечто вроде могучей крепости, сооруженной на вершине огромной скалы, только развернутой так, что она нависала над пустотой, и тлетворные ветра, долетавшие из бездонной пропасти под ней, завывали в невидимых пещерах где-то вверху. Хотя башни и шпили и повисли бесстрашно над ужасающей бездной, сооружение никоим образом не выглядело хрупким или ненадежным. Его могучая каменная опора была частью остова самого мира, могучие перекладины столь надежно врастали корнями в стену пропасти, что разорвать эту связь могло бы разве что вмешательство самого Торила.
Те немногие ученые, что помнили об этом месте, знали его как Чольссин, Город Шепчущих Теней, и даже большинство из них забыли, почему город так назывался. В этой погруженной во мрак крепости на краю бездны жили тени. Чернильно-черные полуночные пятна, чернее, чем сердце дроу, кружились и перетекали от башни к башне. Шепчущая тьма, словно гигантский голодный дракон, увивалась вокруг острых как иглы шпилей, скользила по открытым галереям мертвого города. Время от времени эти живые тени поглощали части города, унося дворец или храм в студеные глубины, за пределы кругов мира.
Нимор Имфраэззл не спеша пробирался по пустынным галереям Чольссина, оставаясь внешне безучастным к живым завесам мрака, пляшущим и кружащимся на темных городских площадях. Из-за стен доносились сводящие с ума завывания бесконечной бури, ветер трепал его плащ и развевал длинные серебристые волосы, но он не замечал этого. Это был его город, его убежище, а все здешние опасности и странности — лишь привычные, не стоящие внимания мелочи. С виду Нимор выглядел почти по- мальчишечьи худощавым, темным эльфом, невысоким и тонким как тростник. Он едва доставал макушкой до переносицы обычной женщины-дроу.
Несмотря на изящное телосложение, Нимор буквально излучал силу. От этого тщедушного тела, казалось, так и веяло мощью и смертоносной быстротой, далеко не соответствующими его пропорциям. Лицо его было узким, но привлекательным, почти красивым, и держался он с исключительной надменностью знатного дроу, не боящегося ничего и никого. Эту роль Нимор играл хорошо, будучи дроу из могущественного Дома, принцем этого разрушенного города. А если он был чем-то еще, чем-то большим, что ж... те немногие темные эльфы, что жили здесь вместе с ним, почти не отличались от него.
Нимор добрался до конца галереи и, повернув внутрь, пошел вверх по великолепной лестнице, высеченной в толще монолитного отрога скалы, к которой прилепился Чольссин. Какофония ветров, воющих снаружи, быстро стихла до отдаленного, но глубокого шепота, свистящего и пронизывающего. В Чольссине не существовало места, где можно было бы укрыться от этого звука. Дроу положил руку на рукоять меча и зашагал по закручивающимся спиралью черным ступеням в огромный темный зал, сводчатый храм теней в самом сердце города. Трепещущие язычки неугасимого пламени в бронзовых канделябрах отбрасывали пятна слабого красноватого света на ребристые стены, неяркие вспышки, растворяющиеся во тьме высоких сводов. Там, наверху, тени были особенно густыми: взбаламученный колодец мрака, сквозь который не могли проникнуть даже глаза Нимора.
— Нимор, ты опоздал.
Семь Покровителей-Отцов Жазред Чольссин, образовавших круг посреди зала, разом обернулись, глядя на подходящего Нимора. На дальней стороне круга стоял Покровитель-Старейшина Мауззкил, крепкий старый дроу с широкими плечами и могучей грудью, его поредевшие волосы образовывали на лбу острый «вдовий пик»[1].
— Покровители-Отцы не должны дожидаться Священного Клинка Жазред Чольссин,— произнес Мауззкил.
— Досточтимый Старейшина, я не мог не опоздать, — ответил Нимор.
Он присоединился к кругу, заняв оставленное для него место, никого не приветствуя и не ожидая этого от других. Как Священный Клинок, он отвечал только перед Покровителем-Старейшиной и на самом деле стоял в Жазред Чольссин выше любого из Покровителей-Отцов, за исключением Мауззкила.
— Я поздно вернулся из Мензоберранзана, — добавил он, — и тянул с уходом как можно дольше, чтобы следить за событиями.
— Ну и как там? — поинтересовался Покровитель-Отец Томфаэль. Стройный и худой, он во многом напоминал обликом Нимора, но предпочитал одеяние мага кольчуге воина и отличался осторожностью, граничащей порой с трусостью. — Как наши дела с восстанием?
— Не так, как мне бы хотелось, но примерно так, как я ожидал, — признал Нимор. Томфаэль, без сомнения, уже знал об этом из своих прорицаний. Надеялся ли Покровитель-Отец поймать Священного Клинка на том, что он скрывает свою неудачу?
Нимор едва не улыбнулся этакой простоте.
— Рабов сокрушили достаточно легко. Делом занялся Громф Бэнр, и его люди, похоже, уничтожили или заставили отступить нашего друга — лич-иллитида. Из плюсов — то, что мы показали простым мензоберранзанцам слабость этих паучьих обожательниц, и это само по себе многообещающе, а жрицы сделали нам одолжение, пустив немалое количество накопленной ими магии на истребление собственных взбунтовавшихся рабов. Следовательно, город ослаблен.
— Ты мог бы поучаствовать в деле поактивнее,— сказал Покровитель Ксорфол, носящий черную кольчугу жреца. — Если бы ты уничтожил прихвостней Архимага...
— Бунт, который мы финансируем, все равно был бы подавлен, а я бы лишь заставил их раньше времени насторожиться, — перебил Нимор. — Помни, Покровитель Ксорфол, этот бунт должен был стать чем-то большим, нежели слабой, легко отражаемой угрозой, с помощью которой мы смогли бы оценить истинную силу правящих матерей Мензоберранзана. Следующий удар сокрушит их защиту и глубоко вонзится в тело. — Он решил сменить тему и заставить оправдываться кого-нибудь другого: — Поскольку я прибыл последним, то не знаю, как идут дела в других городах. Что с Эриндлином? Или Чед Насадом?
Жестокие лица скривились в холодных усмешках. Нимор прищурился. Нечасто случались события, от которых получали удовольствие все Покровители-Отцы разом. Сам Старейшина Мауззкил сообщил ему новости.
— В Эриндлине все идет во многом так, как мы ожидали, — Покровитель-Отец Томфаэль принес вести, неотличимые от твоих, но Чед Насад... Из Чед Насада Покровитель-Отец Заммзит вернулся с триумфом.
