Когда подошло время, Филипп де Мельян выбрал ей жениха, дворянина по имени Поль де Ла Реньер, и Шарлотта беспрекословно подчинилась решению отца.
– А где Поль? – спросила Элиана.
– Он не захотел поехать, ты же знаешь, он не любит приемы, – сказала Шарлотта. – Я прибыла одна. Может, сядешь в мою карету?
– Мама, можно я поеду с Шарлоттой? – живо произнесла Элиана.
Получив согласие, она набросила на плечи подбитую белым мехом мантилью и схватила с подзеркальника расшитый бисером ридикюль.
Сестры спустились вниз, и экипаж тотчас тронулся с места.
Зеркальные стекла кареты замерзли, и Элиана подышала на разрисованную морозом поверхность, потерла замшевой перчаткой, а после прильнула к образовавшемуся маленькому окошку.
Тот берег Сены, по которому они сейчас ехали, был окутан мраком, но на противоположной стороне распростерся огромный сияющий город, таинственный и влекущий, точно невидимая звездная туманность. Издали его огни казались живыми; они то ярко вспыхивали, то растворялись в темноте, теряясь в лабиринте зданий, над которым плыла пелена лунного света.
Мимо мелькали длинные, уходящие в даль темных кварталов улицы, набережная, переливающаяся в свете ревеберов – снабженных отражателями фонарей, и мосты, напоминающие изогнутые спины каких-то сказочных животных. Тонкие тени ложились на неровную поверхность мостовой и, переплетаясь, играли на ней, над крышами домов расплывалась серебристая мгла, и густо клубившийся дым печных труб набрасывал на город молочно-белый покров. Все вокруг было наполнено таинственной тишиной, и Элиане казалось, что копыта лошадей выстукивают ритм времени.
Высокая пышная прическа Шарлотты, наполовину сооруженная, как было принято тогда, из накладных фальшивых волос, почти доставала до потолка кареты. Лицо молодой женщины казалось белым как снег, а серые глаза холодновато поблескивали в полумраке равномерно покачивающегося экипажа.
Устав смотреть в окно, Элиана откинулась на мягкое кожаное сиденье и получше закуталась в теплый мех. Складки ее платья, рассыпаясь, спадали волнами до самого пола, мантилья облекала стан, не скрывая его стройности и изящества, а глаза сияли, словно драгоценные черные жемчужины, соперничая с другими – белыми, теми, что сверкали меж полуоткрытых чувственных губ.
Она молчала, не решаясь заговорить о том, что ее волновало, и Шарлотта пришла на помощь.
– Ты уже дала отцу ответ относительно предложения Этьена де Талуэ?
Элиана чуть заметно повела плечом, Этьен де Талуэ был богатым и знатным молодым человеком, который ухаживал за нею еще с того времени, как ей впервые позволили надеть бальное платье.
– Ты же знаешь, мне нравится другой, – сказала она.
Шарлотта слабо улыбнулась. В этот момент ее сдержанность граничила с плохо скрываемой неприязнью. Она была хорошо знакома с Максимилианом Монлозье де Месмей, приятелем своего мужа, человеком, которому Элиана собиралась подарить свою любовь.
– По-моему, он холодный, расчетливый человек, из тех, что думают исключительно о своей карьере.
Элиана удивленно взглянула на сестру: Шарлотта еще ни о ком не отзывалась столь прямо и резко.
Девушка вспомнила свою первую встречу с этим мужчиной, вспомнила, как, увидев его, вмиг, не успев ничего осознать, утонула в его взгляде.
Его глаза, его прекрасные синевато-серые глаза почему-то вызывали в ее памяти картину лесного озера с тихо мерцающими зеркальными водами, спокойными – до того момента, пока их не всколыхнешь, ибо тогда открывается их неведомая, манящая, волнующая глубина.
А когда их наконец представили друг другу, радостная, чуть удивленная улыбка человека, неожиданно встретившего свою судьбу, осветила его на редкость привлекательное благородное лицо с волевым подбородком и высоким белым лбом, над которым вились густые светло-каштановые волосы.
Было начало весны, и в открытые окна бального зала врывался прохладный, пьянящий свежестью воздух, и светлые занавеси трепетали как паруса. На фоне темного берега Сены сверкали миллионы огней, а ниже – их отражение в тускло светящейся, словно расплавленный свинец, воде. Небо еще не потемнело; оно было нежно-голубым, много светлее воды, и по нему скользили тонкие, точно сотканные из золотой паутины облачка, и на мгновение этот высокий, с кремовыми, украшенными лепкой стенами зал показался ей волшебным кораблем, медленно плывущим в чудесную бесконечность.
После они часто встречались на приемах и балах, много танцевали и говорили, пару раз даже выезжали на прогулки и в театр, и хотя Максимилиан ни разу не пытался объясниться, Элиана чувствовала, что он ее любит.
О нет, этот человек мог казаться холодным и неприступным кому угодно, только не ей!
– Ты ошибаешься! – с досадой сказала она сестре.
– Но ведь он не делает тебе предложение, – заметила Шарлотта.
– Я подожду! – смело заявила Элиана. – Или ты думаешь, будет лучше, если я выйду за мужчину, которого нисколечко не люблю?
Шарлотта наклонилась и обернула меховой полой накидки ноги, нещадно мерзнувшие в тонких чулках. Когда она выпрямилась, Элиана ощутила густой изысканный аромат ее пудры и духов.
– Этьен де Талуэ очень образованный благородный человек.
– Знаю, знаю! И повторяю: я его не люблю. Неужели ты приемлешь брак по расчету?
– Вполне. Только под расчетом я подразумеваю не корысть, не стремление получить титул и жить в роскоши, а нечто другое, – спокойно отвечала Шарлотта. – Нет ничего страшного в том, чтобы выйти замуж за мужчину, которого ты не любишь, но который пользуется уважением в обществе и хорошо относится к тебе. В данном случае достаточно простой человеческой симпатии.
