фотографировались… Как магнитом их в эти горы тянуло, отец говорил тогда – не ходи, добром это не кончится. И прав оказался… Так и вышло.
– А есть у вас ещё фотографии? – спросил Саша с надеждой. – Может, кто из их института снимался с ней, а у вас сохранились снимки?
– Я посмотрю, погоди минутку… – Ирина Алексеевна листала фотоальбом. Старый, синий, с завязочками. – А, вот… Это она с твоим папой и с Володей Айзенштатом. Он, как говорили, был в Дашу сильно влюблён, этот Володя. Но сама я его никогда не видела, он к нам не приходил.
– А откуда вы знаете, кто это? – спросил Саша.
– Так вот же, написано…
«Памир, 1965год. На память Дашуньчику от Володи и Вити»
– Понятно… а ещё есть? Вы простите, что я прошу, но… очень надо.
– Сашенька, а что там такое-то случилось? – спросила Ирина Алексеевна.
– Да пока, вроде, ничего, – пожал плечами Саша. – Кое-что нашли про этот институт, решили разузнать. Ведь, получается, Дарья не одна погибла. Выходит, что там погибло гораздо больше народу, почти все, кто там работал…
– Разве так бывает? – подумала вслух Ирина Алексеевна. – Странно это.
– Было бы не странно, я бы и не спросил. Да и вообще… Я тут подумал, что по отношению к отцу это было бы справедливо… хотя бы узнать, как он жил, где работал, что делал. А то мы живём – и ничего вокруг себя не видим, понимаете? – спросил Саша. В те минуты он заставил себя поверить, что говорит правду. И Ирина Алексеевна поверила ему.
– Это правильно, Сашенька, – покивала она. – Верно. Только больно редко сейчас у нас дети думают о том, что с их родителями было когда-то. Вот Стас совсем не задумывается, как мне кажется…
– Да нет, что вы, – заверил Саша, немного покриви душой. – Стас первый предложил этим всем заняться, между прочим. Так, поначалу просто сидели, вспоминали родственников…
– Тогда молодец. Похвалю потом, что тётку вспомнил. Ты не поверишь, Саша, как быстро жизнь летит! Мне временами кажется, что вот только-только мы были молодые, что только-только школу закончили, куда-то там поступать собирались… потом вдруг – раз! И дети у всех… а чужие дети быстро растут, знаешь ли… раз! И уже эти дети школы позаканчивали. Я же не чувствую, что мне шестьдесят, Сашенька. Что в шестнадцать, что сейчас… вот только время остаётся всё меньше и меньше…
– Да ну что вы, ей Богу!… – возмутился Саша. – И не думайте даже, что вы говорите такое! Вы ещё молодая и привлекательная женщина, Ирина Алексеевна, и грех вам говорить такие глупости.
– Может, ты и прав, Саша. Дай Бог.
– Да не «Дай Бог», а серьёзно. Ваш отец сколько прожил?
– Восемьдесят девять.
– А мать?
– Девяносто один.
– И что вы говорите после этого? Что время остаётся всё меньше? Да вы ещё всех нас переживёте, – заверил Саша. Он ещё не подозревал того, что в этот момент был самым настоящим пророком – Стасова мать прожила девяносто три года – не рекорд для этой семьи, но очень солидно, что говорить. Если бы он узнал – то, вероятно, возгордился бы. Но…
– Твоими устами – да мёд пить, – Ирина Алексеевна убрала фотоальбом в секретер. – Дождёшься этих охламонов?
– Стаса с Евгенией? – спросил Саша. – А скоро вернуться?
– Обещали, что в пять. Очень надеюсь, что не соврут и придут ко времени.
– Это хорошо, а то я Стасу тут диск принёс, отдать бы надо, – Саша подошёл к окну, выглянул. – Так вот же они!
– Где?
– Они стоят во дворе и преспокойно пьют пиво! – ответил Саша. – Я сейчас к ним спущусь, чтобы поторопить немножко. А то меня дома, боюсь, ждут…
– Хорошо, Сашенька. Пиво это… просто безобразие, слов нет у меня. И чего в нём такого вкусного, я не пойму? По-моему, это просто взяли кучу обмылков, взбили, чтобы пена была – и всё. По крайней мере, вкус у вашего пива, как у хозяйственного мыла, не иначе.
– Кому что нравится, – философски заметил Саша. Спорить он не решился – нервы надо беречь. Конечно, за пиво обидно, но это – мелочи, можно и перетерпеть.
– Кормилкин, ты меня довёл, – пожаловался Стас интимно. – Я и не думал, что ты так всерьёз отнесёшься ко всей этой ерунде. Ну и что, что там такое произошло? Чего особенного-то, скажи на милость?
– Я и сам не понимаю, – признался Саша. – Тянет меня почему-то с этим всем разобраться. Словно это всё важно…
– Для кого? – Стас возмущенно хлопнул себя по коленке ладонью. – Для тех покойников? Для твоей матери, которая, как я понял, про это и слушать не хочет? Для моей, которая теперь плакать будет до вечера, сестру вспоминая? Нет, Сашка, ты не прав.
– Прав. Знаю, что прав, – ответил Саша.
– Ты не ответил на мой вопрос, – заметил Стас, вытаскивая из сумки ещё одну бутылку пива.
– Для кого важно? Прежде всего – для нас. Игорь Юрьевич, между прочим, ничем просто так пока что не интересовался. Он мужик серьёзный, сам знаешь.
– Ой, Кормилкин… – Стас ополовинил бутылку, задумчиво почесал переносицу и вздохнул. – Ну, допустим… Что мы имеем на данный момент?
– Кашу. Полнейшую причём. Обрывки, осколки, неточности. Казанцев пытается вытащить что-то из архивов, но он заранее предупредил, что навряд ли что получится.
– Честность красит человека, – заметил Стас.
– А человек играет на трубе, – подытожил Саша. – У кого бы узнать, что за тематика была у этого НИИ. И какое название?…
– Кормилкин сегодня без балды совсем, – Стас ухмыльнулся. – Тематики не знаю, а вот название – пожалуйста. «Очакого-4».
– Мать сказала?
– Пушкин… естественно, кто ещё. Она, кстати, пообещала найти кого-нибудь, кто может быть в курсе.
– Что-то я в это не верю… в то, что найдёт. У меня странное ощущение… А вот про тематику тут подумалось, кстати!… Дед сказал, что возил в институт животных. Значит, это были биологи.
– Почему? Мало ли кому могут понадобиться крыски? Или мышки? Или свинки? Может, это были физики?
– Отец был химиком, – заметил Саша. – Мама поговорку тут вспомнила… «Все химики – ноль, только физики – соль». А ты говоришь…
– Хорошо, допускаю. Нет, Саша, это были биологи, точно. Тётка какой институт кончала? Биологический факультет. Лет ей было мало, посему она вряд ли имела ещё одну специальность. А работала по своему профилю, и никак иначе. В те годы только так и можно было. Ты, впрочем, в курсе…
– Да уж… но что тогда отец там делал?…
– Да мало ли что!… – отмахнулся Стас. – Значит, было нужно…
– Значит, было, – согласился Саша. – Стас, и как тебе всё это?…
– Хорошо. Весело и интересно. По крайней мере, пока. Посмотрим.
Это было какое-то новое ощущение. Что-то в нём было, верно, сродни ощущению, что даёт открытие. Может быть, Ньютон с его пресловутым яблоком испытал подобное. Саше это ощущение было совершенно незнакомо, он и не думал, что когда-то сможет испытать что-то подобное. Ново и очень интересно. Для себя он понял, что раньше никогда, по сути дела, ничего не искал. А тут… Вот он, истинный охотничий азарт. Только теперь он начал понимать, что человек способен испытать на самом деле. Мы живём в мире урезанных, скупых эмоций. Мы боимся «проявиться» в полной мере, показать себя такими, какие мы есть. Социум. Мнения. Рамки.
Саша прогнал несколько фамилий из списка через телефонную базу, решил посмотреть, что получится.
