очень.
Младший брат Рыкова, Матвей, о котором говорил Зорин, пока Рыков-старший сидел в плену, ничего не предпринял для того, чтобы спасти брата, потому что давно мечтал занять его место в руководстве комбината. Рыков хорошо знал своего брата — хоть и одной с ним крови, а. полная противоположность ему — завистливый, жадный, трусливый и тупой. Вытащил его Рыков буквально за уши из рядовых инженеров, устроил на хорошее место, но младший брат его только позорит да за спиной пакости готовит.
Поэтому Рыков и решил отправить Матвея туда, где ему и место было — во Дворец Культуры директором, но вызвал этим поступком недовольство Зорина. Виктор Петрович явно младшего Рыкова приучил к хозяйской своей ноге, не давал в обиду.
Они поговорили еще какое-то время о делах на комбинате, после чего Зорин стал с намеком поглядывать на часы. А потом открытым текстом сообщил, что его ждет сегодня Сам, Батин то есть, нужно, мол, подготовиться. Рыков с плохо скрытой иронической улыбкой откланялся и вышел из кабинета Зорина.
Хотя билет на самолет у него был на завтрашний день, засиживаться в Москве Рыкову было некогда. Он сел в машину и велел водителю ехать в аэропорт. Столько у него идей накопилось, столько своих ошибок хотел он исправить, которые осознал только в чеченском плену, в зиндане, что не сиделось на месте…
Семен — смотрящий за Красносибирском, посаженный на это место от столичных воров, выглядел интеллигентно, как профессор математики — тонкие очки в дорогой оправе и хороший дорогой костюм французского пошива. Аккуратную стрижку и идеально ровные усики его припорошила легкая седина, говорящая о том, что обладателю когда-то черных, как смоль волос, в жизни иногда приходилось нелегко.
Хотя кличка у него была Семен, но звали его Сергеем, и смотрящий очень не любил, когда в глаза его называли по кличке. Для всех своих бойцов и для людей посторонних он был Сергеем Сергеевичем. Водки смотрящий не — пил, сигарет не курил. В своей организации он поддерживал четкую иерархию и железный порядок.
Иначе и нельзя было, потому что теснили местных бандитов приезжие уголовники во главе с криминальным автритетом по кличке Грот, который был тоже посажен в Красносибирск от блатных, но на другое дело — контролировать цепочку переправки оружия из Сибири на Кавказ. Но Гроту места было мало — он хотел взять под свой контроль весь Красносибирск. А Семен ему в этом препятствовал.
Случались стычки, в которых не было победителей, и все оставалось на своих местах, пока вдруг Грот внезапно не исчез. Поговаривали, что за ним из столицы приехали фээсбэшники и смыли его в унитаз. Остатки команды Грота разбежались, кое-кто примкнул к братве Семена, но уже на вторые роли. Таким образом, остался Семен в городе один от бандитов посаженный, и не было у него конкурентов, если не считать милицию, которая то и дело прищемляла его пацанам хвосты, а то и другие места.
Сам Семен очень любил волейбол, оттого заставлял своих бандитов по пятницам проводить товарищеские матчи между бригадами различных районов города. Поначалу бандиты, привыкшие пятницы проводить с пивом и телками в бане, тихо роптали, но потом втянулись и стали даже получать удовольствие от игры. Играли они. в спортзале одной из городских школ, когда уроки уже заканчивались и школьники покидали помещение.
Саша Белов после встречи с наркобароном подъехал на «лексусе» к школе и услышал доносящиеся сверху из спортзала удары по мячу и веселые, задорные крики с легким матерком. Он вышел из машины и, на этот раз взяв Витька с собой, прошел в школьные двери, криво исписанные отнюдь не законами физики, а словами, которые приличные людей не говорят вслух.
Они прошли по длинному пустому коридору, где гулким эхом отдавались их шаги, и остановились у двери спортзала.
— Эй, пацаны, кого ищем? — спросил громким голосом детина из раздевалки.
Он был и в ширину, и в высоту примерно одинаков и в школьной раздевалке смотрелся, как патиссон, засунутый в банку из-под шпрот. Громила переодевался после игры, поигрывая накачанными мышцами. Рядом с ним переодевался второй мужчина лет тридцати — с татуированными руками и внешностью бойца Коза Ностры — итальянский нос, близко посаженные глаза и смуглая кожа. Типичный гангстер из Голливудских фильмов.
— Нам Семен нужен, — сказал Витек.
— По поводу? — насторожился громила.
— Мы договаривались с ним в волейбол поиграть, — ответил Белов.
— А кто такие будете? — деловито спросил громила.
— Саша Белый, — ответил за Александра Витек, как будто это он был Саша Белый.
Тот из бойцов Семена, который был похож на гангстера, услышав ответ, безмолвно вышел из раздевалки в спортзал и через минуту вернулся, вертя на своем татуированном изображением перстня пальце связку ключей. Настороженность на его лице сменилась благодушием.
— Побудем пока минут десять в каморке физрука, — предложил он, — у братвы сейчас полуфинал, а Семен судит, он отойти не может, иначе они все там раздерутся. А минут через десять они закончат играть, вся братва свалит по домам, никого не останется, кроме нас, Семена и вас. Чтобы чисто поговорить. Заодно Семен передал, что с тобой, Саша Белый, хочет один на один в волейбол сыграть. Как ты?
— Нормально, — ответил Белов и еле заметно улыбнулся.
Манера разговора похожего на гангстера бойца Семена напомнила Саше его погибших друзей Космоса и Пчелу. Они любили вот так же «чисто по-пацански базарить». Сначала дурачились, а потом прилипло — не оторвешь.
— Меня вообще-то Дуба кличут, — представился «гангстер», протягивая Саше татуированную руку, — а этого кинг-конга — Герман.
Белов и Витек пожали ему руку, потом подошел и Герман. Его пожатие похоже было на давление стотонного пресса. Вообще местные бандиты выглядели добрейшими людьми, но Белов-то знал, что это впечатление обманчиво — как-никак сам эту школу прошел.
Это сейчас они тише воды, ниже травы, а начни с ними чего делить, превратятся в волков. Приставят ствол к голове, скажут, извини, мол, братан, ничего личного, мне самому ты очень симпатичен, но, понимаешь, так сложились обстоятельства! И нажмут на спуск.
— Как насчет чифиря? — спросил Дуба, отворяя двери с нацарапанной по краске надписью «физрук, тупой мудак», которые находились как раз напротив спортивного зала. — У меня кипятило из бритв тут есть, банка закипит через десять секунд.
— Я бы попил, — сказал Витек, который на свалке пристрастился к чефиру.
Дуба обернулся, пристально посмотрел на него и спросил:
— Слышь, братан, ты на Ревде в девяносто пятом на строгаче не чалился? А то я гляжу, физиономия у тебя знакомая?
— Не чалился я на Ревде, — ответил Витек, — в девяносто пятом я в танке горел на площади Минутка в Грозном.
— Обознался я, значит, — сказал Дуба, крутя ключ в раздолбанном замке каморки физрука, и тут до него дошел смысл сказанного. — Так ты, чего, братан, с чеченами воевал, что ли?
— С боевиками я воевал, — ответил Виктор, — а не с чеченцами. Чеченцы это народ такой, а боевики — они национальности не имеют — просто уроды.
— Тебе видней, — сказал Дуба и отступил, приглашая войти.
Белов зашел в тесную каморку, заставленную спортивным инвентарем и кубками, с маленьким столом, узким окошком и одним стулом. За ним зашел Виктор. Герман тоже хотел зайти, но Дуба поймал его за рукав и сказал:
— Слышь, ты бы побыл пока снаружи. Ну куда ты при своих габаритах лезешь? Ты в. гараж заходишь, плюнуть некуда, а. тут и так тесно.
Герман сжал кулак, похожий на крупный арбуз, и занес его над головой Дубы. Тот моментально признался, что совершил ошибку, понял, раскаивается и даже сам готов побыть пока в коридоре. В каморке они поместились с трудом, но веселый балагур Дуба не давал им скучать, рассказывая забавные истории из своей богатой событиями уголовной жизни, оттого сидели они в тесноте, да не в обиде.
Белов чифирь пить не стал, дождался, когда братва, которая играла в спортзале, начнет
