эрцгерцогиней Софией и принцем Гессенским.
А девушка, чрезвычайно смущенная пристальным улыбающимся взглядом, которого он с нее не спускал, практически не притронулась ни к одному из поданных блюд, чем вызвала удивление соседки по столу.
— Сисси, видно, решила, что сегодня постный день! — засмеялась эрцгерцогиня. Отведала только овощного супа и русского салата.
На следующий день на императорской вилле предстоял большой бал; в ходе его, как всем при дворе известно, котильон — решающий танец… Это знали все, кроме Сисси, продолжавшей упорно считать сестру будущей императрицей Австрийской — вопреки ледяному выражению лица Елены.
Когда сестры появились в большом зале, среди присутствовавших пробежал шепот восхищения, адресованный, увы, скорее Сисси, чем Елене, а ведь девушка, в блестящем белом платье, с гирляндой плюща в темных волосах, так красива… Но ее младшая сестра, словно окутанная облаком из розового муслина, с маленькой бриллиантовой стрелкой в волосах, — неотразима. А когда настало время котильона, именно ей Франц Иосиф преподнес традиционный букет, приглашая на танец.
И всем стало ясно: ставки сделаны, они присутствуют при рождении императрицы. Эрцгерцогине Софии пришлось употребить все свое самообладание, чтобы не выказать неудовольствия. Что касается Елены, она удалилась в пустой салон, чтобы скрыть печаль.
Добавить, собственно, нечего: на следующий день Франц Иосиф направился к матери, чтобы уговорить ее попросить за него руки его кузины Елизаветы, — если только та согласится выйти за него замуж.
— Умоляю вас, мадам, убедить тетю Людовику, чтобы она не оказывала никакого давления на Сисси. Бремя мое, Бог свидетель, настолько тяжело, что разделить его со мной — удовольствие малоприятное. Я хочу, чтобы ей это сказали!
— Дорогое мое дитя, почему ты считаешь, что женщина не почувствует себя счастливой, если облегчит тебе выполнение трудной задачи своим очарованием и веселостью? Однако все будет сделано так, как ты желаешь.
Вечером того же дня герцогиня Людовика с некоторым беспокойством и с сильным волнением передала Сисси просьбу императора, тщательно подбирая слова и в точности выполняя пожелание Франца Иосифа.
— Этот брак, как ты прекрасно понимаешь, возможен, только если ты любишь Франца, — если ты любишь его достаточно сильно, для того чтобы согласиться разделить с ним всю тяжесть короны. Любишь ли ты его?
— Как же я могу его не любить? Но почему он подумал обо мне? Я ведь такая молодая, такая незначительная… Я сделаю все, чтобы он был счастлив… Но смогу ли я это сделать? Конечно же, я его люблю! Но чувствовала бы себя еще счастливее, не будь он императором!
В ближайшее воскресенье, по окончании мессы в церкви Ишля, Франц Иосиф взял Сисси за руку, подвел к епископу, закончившему службу, и громко произнес:
— Монсеньор, соблаговолите благословить нас! Вот моя невеста!
23 апреля 1854 года, накануне свадьбы, Елизавета смотрела сквозь стекла окна дворца Шенбрунн, как садовники занимаются весенними работами, когда к ней в комнату, почти шатаясь под тяжестью своей ноши, вошла графиня Эстергази, ее будущая первая фрейлина. Она притащила два толстых тома и положила их на стол.
— Ради бога, графиня, что это вы принесли?!
— Предметы чрезвычайной важности, ваша светлость. Вот эту книгу (она приподняла огромный фолиант — больше переплета, чем текста) вашей светлости достаточно пролистать: здесь описан свадебный церемониал, принятый при австрийском дворе.
Будущая императрица послушно полистала книгу и рассмеялась:
— Боже всемилостивый! Как все сложно! Я вижу там такие выражения: «светлейшие дамы и высокосветлейшие дамы», «пажи и носители шлейфа», «придворные дамы и дамы в апартаментах»… Кто же такие эти «дамы в апартаментах»?
— Это те, кто, в отличие от дам, имеющих широкий доступ и ограниченный доступ, имеет право появляться в апартаментах только в строго отведенное время и только по предварительному приглашению.
— Не понимаю, кому пришло бы в голову явиться сюда без приглашения. А что в другой книге? — Она очень важна. Вашей светлости придется не только оставить ее у себя на вечер, но и выучить наизусть.
— Наизусть? — с ужасом воскликнула Сисси. — Но она такая огромная!
— Это не совсем так, там крупный шрифт. Она называется «Нижайшие напоминания» и предписывает поведение вашей светлости во время всех свадебных церемоний.
— Церемоний? Их так много? Не без усилий, связанных с ее пятьюдесятью шестью годами, графиня Эстергази присела в реверансе, который так подходил к суровому выражению ее лица.
— Конечно, их много, но вашей светлости давно пора ими заинтересоваться. Выйти замуж за императора — это не то что за простого гвардейского офицера, а эрцгерцогиня София настаивает, чтобы вы, ваша светлость, начали изучать эти документы.
И она удалилась.
Сисси оказалась наедине с ужасными книгами, содержавшими, кстати очень неприятные, выдержки из знаменитого австрийского этикета, который императоры позаимствовали из испанского этикета Карла V и Филиппа II. Повернувшись спиной к садовникам и рассаживаемым ими цветам невеста смело, но не без вздохов принялась за чтение.
Вечером, увидевшись с женихом во время семейного ужина, она поделилась с ним своими опасениями относительно количества и сложности церемоний дня завтрашнего и последующих.
Франц Иосиф расхохотался.
— Это все не столь ужасно — увидишь! А когда мы отделаемся от всех этих обязанностей, ты станешь моей сладкой женушкой и мы очень скоро забудем о них в нашем прекрасном Лаксенбурге…
Елизавета улыбнулась ему в ответ.
— Хорошо! Если это просто неудобство, через которое надо пройти, мы постараемся смело сделать все что нужно.
Такое неудобство для любой другой девушки сделалось бы, несомненно, чем—то вроде апофеоза из сказки фей: никакой спектакль, самый сказочный, не сравнился бы блеском с церковью Августинцев в Вене, когда на следующий день в половине седьмого вечера в нее вошел свадебный кортеж. При свете тысяч свечей сверкала позолота гигантского алтаря, переливались украшения на присутствующих женщинах, блестели ордена на груди мужчин. Белые цветы, расставленные повсюду в виде огромных букетов, наполняли своим ароматом все помещение. И вот под удары колокола император ступил на красный ковер — наступила абсолютная тишина. I.
Худощавый, стройный, очень высокий красивый в фельдмаршальском мундире молодой монарх в одиночестве твердым шагом шел к алтарю, где его ожидал князь архиепископ Венский кардинал Раушер. Появление Елизаветы встретили чем—то на подобие вздоха — она шла между своей матерью и эрцгерцогиней Софией. Никогда еще под сводами старинной часовни не проходила более прекрасная невеста.
В пышном белом платье, расшитом золотом и серебром и украшенном миртом, Елизавета была поразительно красива. Ее шея, руки и великолепные золотисто—каштановые волосы были убраны знаменитыми украшениями из бриллиантов и опалов, принадлежавшими эрцгерцогине Софии и подаренными своей невестке; на груди прикреплен букет белых роз. Наконец, вслед за ней простиралась бесконечная вуаль из дорогих белых кружев. Будущий супруг не сдержал счастливой улыбки, увидев, как невеста приближается к нему… Только она такая бледная и серьезная, какой никто никогда еще ее не видел. Впервые поняв всю тяжесть своего титула, юная, шестнадцатилетняя Елизавета, вероятно, едва— едва осознала, что значит стать императрицей Австрии; волнение ее было так очевидно, что она не удержалась от испуганного движения, когда на улице раздался залп ружей, а вслед за ним пушечная канонада — в этот момент Франц Иосиф твердой рукой надевал на ее дрожащий пальчик золотое
