– Вот как? – на этот раз пришел черед удивиться Марианне. – Какой же семьи?
– Моей, конечно! Я толком не пойму, почему это может интересовать итальянскую певичку, но этот особняк принадлежит моей семье. Я подчеркиваю «принадлежит», потому что долго вы его не удержите. Говорят, что в честь своей скорой свадьбы с племянницей Марии-Антуанетты Наполеон помышляет вернуть награбленное у эмигрантов имущество.
– И из-за этого, без сомнения, вы хотели сжечь этот дом?
– Я не хотела, чтобы жилище, где д'Ассельна жили и страдали, служило сценой для кривляний девки из театра. Что касается моего имени…
– Я вам его сейчас назову, – оборвала ее Марианна, поняв наконец, кто перед нею. – Вас зовут Аделаида д'Ассельна. И я скажу вам еще кое-что: сейчас, когда я вошла, вы смотрели на меня с каким-то суеверным ужасом, потому что были поражены сходством.
– Может быть, но это было заблуждение.
– Ну ладно! Смотрите же лучше!
И Марианна, в свою очередь, схватив серебряный канделябр, поднесла его к своему лицу.
– Посмотрите на мое лицо, губы, цвет кожи. Принесите портрет, который вы забрали, и поставьте со мной. Вы ясно увидите, что я его дочь!
– Его дочь? Но как…
– Его дочь, говорю я вам, дочь Пьера д'Ассельна, маркиза де Вилленев и Анны Селтон! Меня зовут не Мария-Стэлла, это только псевдоним. А зовут меня Марианна-Елизавета д'Ас…
Она не успела договорить. Для м-ль Аделаиды в этот день впечатлений, без сомнения, было больше, чем она могла вынести. С легким вздохом она без сознания соскользнула на покрывавший пол ковер.
Не без труда удалось Марианне перетащить старую деву на одну из кушеток у камина. После чего она поворошила огонь, зажгла несколько свечей, чтобы лучше видеть, и направилась на кухню, поискать чего- нибудь подкрепляющего для кузины. Вечернюю меланхолию как ветром сдуло. Разве не подлинным чудом было встретить эту необыкновенную Аделаиду, которую она считала заточенной в глубинах Оверни под бдительным оком имперской полиции, оком, оказавшимся отнюдь не бдительным. Правда, она обещала себе походатайствовать перед Императором об изгнанной кузине, но волшебные дни Трианона сделали ее эгоисткой, как и всех влюбленных, и она забыла об этом. Тем более она была рада, как праздничному подарку, этой д'Ассельна, серой и запыленной, как паук, внезапно упавшей ей с неба.
Расставляя на подносе бутылку вина, стаканы, найденные в буфете, миску с паштетом и небольшой хлебец, она напевала арию из «Весталки», которую готовила для выступления. В то же время она вспомнила, что ей говорили – сначала герцог д'Авари, а затем Фуше, – относительно этой неугомонной родственницы. «Старая сумасшедшая, – сказал первый, – приятельница Мирабо, Лафайета…»
«Маложелательное знакомство в вашем положении», – заметил второй. Из всего этого и из того, что она сама увидела, она сделала вывод, что Аделаида действительно особа незаурядная, и это ей нравилось.
В любом случае, будь она даже безумна или опасна, Марианна непоколебимо решила привязать к себе этот уцелевший побег их фамильного древа. Когда она с подносом вернулась в зал, то заметила, что несколько шлепков, сделанных ею перед уходом, возымели действие. М-ль Аделаида сидела с открытыми глазами на краю кушетки и оглядывалась вокруг с растерянным видом человека, недавно повстречавшего привидение. Она с подозрением остановила взгляд на приближающейся к ней фигуре в белом.
– Вы уже чувствуете себя лучше, кузина? – спросила Марианна, ставя поднос на небольшой столик.
Старая дева машинальным движением убрала упавшую на глаза прядь волос и потянулась к вину. Она выпила полный стакан с легкостью, указывавшей на несомненную привычку, затем облегченно вздохнула.
– Теперь да, гораздо лучше! Итак, вы его дочь? Собственно, я не должна спрашивать об этом: вы так похожи на него! Кроме глаз. У Пьера они были черные, а ваши…
– Я унаследовала глаза от матери.
Холодное лицо Аделаиды исказила гневная гримаса.
– От этой англичанки! Я знаю!
– Разве… вам не нравилась моя мать?
– Я ненавижу англичан. И я не захотела познакомиться с ней. Какая у него была необходимость выбрать супругу среди наших извечных врагов?
– Он любил ее, – сказала Марианна тихо. – Разве это не кажется вам достаточным основанием?
М-ль Аделаида не ответила, но выражение ее лица рассказало Марианне больше, чем самые долгие объяснения. Она догадалась о драме девушки-дурнушки, тайно влюбленной в красавца кузена, узнавшей однажды, что он увлечен девушкой, настолько очаровательной, что всякие надежды отныне стали бессмысленными. Она поняла, почему с тех пор Аделаида ушла из семьи, почему искала друзей в кругах интеллигенции, где рождались великие революционные идеи. Блеск Версаля, который был так к лицу юной паре, оскорблял эту ночную птицу, вдыхавшую новые веяния, как жаждущий странник пьет свежую воду случайно найденного источника. Но не принимала ли она участия…
– А что вы делали во время Террора? – внезапно спросила охваченная ужасным подозрением Марианна.
Не толкнула ли ее несчастная любовь в общество тех, кто устроил кровавую баню революции, находя в этом удовлетворение?.. Но в глядевших на нее простодушных синих глазах не промелькнуло никакой тени. Аделаида пожала плечами:
– Что я могла делать? Я укрылась в Оверни. Великие умы, столько сделавшие для народа, стали врагами Конвента. Для людей Робеспьера я была только аристократкой, следовательно, добычей гильотины. Но я вовремя успела унести ноги. Мой дом в Марэ отдали кузнецу из Сент-Антуанского предместья, и тот сделал в нем конюшню. К тому же я знала, что мне нечего бояться наших крестьян из Вилленева, непоколебимо преданных д'Ассельна. Я намеревалась спокойно провести там остаток своих дней, но когда Бонапарт стал Наполеоном Первым, мне захотелось посмотреть, что же представляет собой на самом деле этот человек, который волочит за собой победу, как послушную собаку. И я вернулась жить в Париж.
– В этом особняке?
– Нет, конечно. Это было невозможно. Но я часто сюда приходила, чтобы помечтать о… тех, кого нет больше. Так, например, я нашла в одном закоулке тот замечательный портрет. Очевидно, ваш отец спрятал его, потому что эта слишком воинственная картина не могла не вызывать в памяти вашей матери бесконечные битвы с Англией. И я любила приходить сюда. Несмотря на царившее здесь запустение, я чувствовала себя дома.
– А где вы жили?
– У одной подруги, умершей три месяца назад, что заставило меня искать другое пристанище. Но у нее я познакомилась кое с кем, кто живет в соседнем доме и охотно согласился сдать внаем две комнаты…
Она остановилась, и неожиданно лицо ее озарила улыбка, невероятно молодая и настолько лукавая, что Марианна буквально разинула рот. В одно мгновение невзрачная кузина помолодела лет на двадцать!
– …и я должна вам сознаться, – продолжала она, – что моя хозяйка – англичанка! Это та знаменитая мадам Аткинс, которая тоже пыталась спасти королевскую семью и особенно несчастного малыша – короля Людовика XVII. Мое имя привлекло ее ко мне, а ее невероятная доброта заставила забыть о ее национальности.
– Но, в конце концов, вы же бывали в этом доме. Не только сегодня. Я слышала, как вы спускались с чердака. Полагаю, вы должны знать секрет тайника.
– Конечно, я его знала. Он был сделан так давно! И я часто маленькой играла в нем. Ассельна не всегда были покорными и иногда могли что-нибудь не поделить с королем… или регентом, смотря по обстоятельствам. Польза тайника не вызывала сомнений. Я спряталась в нем, когда вы первый раз пришли сюда с сопровождавшими вас людьми. Но я не видела ваше лицо. Вы были под вуалью. Как я страдала при мысли, что это старое жилище, полное воспоминаний для меня, будет принадлежать певице из Оперы!
Внезапно она замолчала, и ее некрасивое лицо густо покраснело. Марианна поняла охватившее ее замешательство и невольно забеспокоилась. Эта женщина, бывшая до сих пор только существом неопределенным, стала ей неожиданно дорога. То ли из-за текущей в их жилах одинаковой крови, а может быть, из-за ее удивительной жизни, лишенной условностей, которая могла привести ее в тюрьму. Они
