квартале думают, что, может быть, это душа его бедной женушки возвращается, чтобы помучить его: ведь это здесь, в Моримоне, ее казнили, а Моримон рядом.
– Если я правильно поняла, – заключила Фьора, – этот... как его... дю Амель... напрасно хлопочет, охраняя дом, в который никто и так не хочет войти.
– Это верно! – сказала Шретьеннота с удовлетворением. – Я-то хорошо знаю, что мне надо очень дорого заплатить, чтобы я туда пошла. И то я еще подумаю!
Сделав это категоричное заявление, вдова Жане взяла метлу, тряпки и, сделав что-то вроде реверанса Леонарде, которая входила в этот момент, исчезла в коридоре, напевая песню религиозного содержания.
Однако история, которую она только что рассказала, заставила Фьору задуматься. То, что дом имел плохую репутацию и считался посещаемым привидениями, ей очень подходило и даже подало ей мысль о том, каким образом она смогла бы взяться за Рено дю Амеля. С момента прибытия в Дижон Фьора наотрез отказалась от радикального предложения Эстебана.
– Вы желаете смерти этому человеку? – спросил ее тогда кастилец. – Это самая простая вещь в мире. Я подстерегу негодяя однажды вечером при входе в дом или при выходе из него и задушу его.
Это было бы действительно очень просто, а главное, быстро. Но ей не хотелось, чтобы палач ее матери умер внезапно и неизвестно по чьему приказу. Фьора хотела быть орудием мести, насладиться смертью своего врага. Как достойная дочь прекрасной и жестокой Флоренции, она решила потратить время и золото для того, чтобы эта смерть не была бы простым убийством.
Фьора долго думала об этом в тот вечер, устремив взгляд в темнеющую голубизну неба. Она прислушивалась к звукам этого города, в котором родилась и который ей, однако, был незнаком. В отличие от Флоренции, такой оживленной на закате солнца, Дижон, казалось, засыпал к концу дня под крышами, желтая, красная или черная черепица которых как бы соткала ковер между зеленью садов.
В каждом квартале самый уважаемый буржуа отправлялся к мэру города, чтобы отдать ему ключи от ворот, за охрану которых он отвечал. Эти люди, для которых это было пожизненной обязанностью, содержали оборонительные сооружения за счет права на часть товаров и продуктов. Они отправлялись в мэрию всегда официально, считая за честь сохранять такой несколько торжественный обычай. И Фьора знала, что Пьер Морель отвечал за один из этих ключей.
Когда она услышала, что он вошел, а церковные старосты прозвонили «конец огню», после чего улицы становились безлюдными и на них оставались лишь любители приключений, Фьора спустилась в гостиную. Там Леонарда заканчивала убирать стол после ужина, на котором молодая женщина не пожелала присутствовать. Сидя около окна, Деметриос и Эстебан воспользовались тем, что было еще достаточно светло, чтобы сыграть в шахматы одну партию, но все были удивлены, увидев, что на Фьоре был мужской костюм с капюшоном, под которым она прятала волосы. Именно в нем она покинула не так давно Флоренцию.
– Боже правый! – воскликнула Леонарда. – Куда вы намереваетесь идти в такой час, моя голубка?
– Недалеко. Я хотела бы посмотреть поближе на дом дю Амеля. Если Эстебан пожелает меня сопровождать...
– Естественно, – сказал кастилец и немедленно встал. – А что там делать? Хозяин еще не вернулся.
– Вот поэтому я и хочу пойти туда. После его возвращения это будет уже невозможно.
– Что ты придумала? – спросил Деметриос, который сидел с фигуркой короля из слоновой кости, так и не сделав ход.
– Я это скажу тебе позже. А пока я хочу осмотреть сад и по возможности проникнуть туда.
Деметриос отбросил шахматную фигуру и нахмурил брови:
– Это безумие! Чего ты этим добьешься?
Не ответив, Фьора подошла к серванту, где стояла корзиночка с вишнями, взяла горсточку и начала их есть, глядя на медленно темнеющее небо.
– В таком случае я тоже пойду, – вздохнул Деметриос.
– Мне бы хотелось, чтобы ты остался с Леонардой. Я ненадолго, и потом двое людей менее заметны, чем трое.
Грек не стал настаивать. Он знал, что было бесполезно спорить с молодой женщиной, когда она говорила таким тоном. Чтобы смягчить резкость тона, она мило добавила:
– Не бойся, ты все скоро узнаешь. Я объясню тебе, когда вернусь.
С наступлением темноты Фьора и Эстебан покинули особняк, стараясь не производить никакого шума. Они дошли до угла улицы Лясе, где постояли немного, скрытые тенью от выступа одного из домов, все время наблюдая за домом дю Амеля. Эстебан посоветовал запастись терпением и подождать.
– Не будем спешить. Слуги выходят по очереди, каждую ночь, когда улицы пустеют.
– Куда они ходят?
– На улицу Гриффон, в один публичный дом. Надо бы узнать, посещают ли они его, когда хозяин на месте. Смотрите! Один вышел.
И действительно, человек, которого Фьора видела во второй половине дня, вышел, тщательно запер дверь, положил ключ в карман и неторопливо удалился.
– Интересно, почему они не выходят вдвоем? – заметила Фьора. – Ведь дом пуст.
– Если хозяин скряга, то, должно быть, он богат. Он, конечно, хочет, чтобы его жилище постоянно охранялось. Теперь идемте!
Бесшумно, как кошки, искатели приключений прошли по небольшому мосту через ручей. Дойдя до двери, Фьора осмотрела ее очень внимательно. Летняя ночь была светлой, молодая женщина обладала хорошим зрением, и она сразу поняла, что дверь так прочна, что взломать ее невозможно. А поскольку это был единственный вход в цокольном этаже, дом с этой стороны был неприступен.
– Пошли посмотрим сад, – шепотом сказала Фьора.
Он простирался с задней стороны здания между Сюзоном и улицей Вьей-Пуассонри. Четвертая сторона, выходящая на узенькую и темную улочку, была защищена достаточно высокими стенами.
– Если я правильно понял, – сказал Эстебан, – вы хотите туда войти? Я пойду первым.
Долгая жизнь офицера, выслужившегося из солдат, хорошо натренировала кастильца. Взобраться на стену было для него детской забавой. Он подтянулся и сел верхом на стену. Затем нагнулся, чтобы помочь Фьоре.
Оказавшись на стене, они внимательно осмотрели сад.
– Зачем заводить сад, если он в таком запустении?!
С места наблюдения они могли различить только смутную массу кустов, утопающих в сорняках, в которых нельзя было увидеть ни одной тропинки. Сбоку дома возвышалась башенка с узкими отверстиями, напоминающими бойницы. Окон с этой стороны было так же мало, как и на фасаде со стороны улицы: два на втором этаже, одно из которых было открыто, а второе, под крышей, закрыто ставнями.
– Оставайтесь здесь! – приказала Фьора. – Я сейчас вернусь.
Эстебан хотел ее удержать, но она уже была по другую сторону стены. Фьора замерла на короткое время, чтобы стих шум, поднятый ею. Приглушенный голос Эстебана донесся до нее словно издалека:
– Умоляю вас, будьте осторожны! У вас даже нет оружия!
– У меня есть нож, этого достаточно в случае необходимости, – ответила она, положив руку на кожаный чехол, подвешенный к ремню.
Затем, не теряя времени, она пробралась, не распрямляясь, через дикую растительность сада. Фьора двигалась осторожно, шаг за шагом, раздвигая ветки руками в перчатках из толстой кожи, ее ноги были хорошо защищены сапогами из мягкой кожи, доходившими ей до колен. Услышав какой-то шорох в траве, Фьора застыла на месте, но громкое мяуканье сразу же успокоило ее: это был кот, отправившийся в полнолуние на поиски приключений.
Наконец она добралась до дома и потянула дверь в башенке, но та не поддалась. Значит, проникнуть внутрь можно было только через открытое окно на первом этаже, но из-за выдающегося фасада добраться до него было невозможно, разве что при помощи лестницы.
Раздосадованная, Фьора собиралась уже вернуться назад, но остановилась, услышав какой-то звук. На этот раз это было не мяуканье, а рыдания, раздававшиеся откуда-то снизу, словно из подземелья.
