герцогиня Орлеанская, родив при этом крепенькую и здоровую девочку – то была Анна-Мария-Луиза Орлеанская, которой в будущем предстояло стать великой. Но в ту пору на нее никто не обратил внимания, она была всего лишь новорожденной девочкой, и Анна Австрийская уверовала, что надолго сохранит за собой трон, не прилагая к тому особых усилий, поскольку наследный герцог Орлеанский не имел ни малейшего желания обременять себя новой женитьбой.
Знать была поражена плевелами неповиновения: в сентябре стало известно о загадочной смерти в донжоне Венсена маршала д’Орнано. По официальной версии, причиной послужил приступ уремии, но в своем «голубом салоне» маркиза Рамбуйе, повелительница острословов и жеманниц, не побоявшись темницы, заявила, будто бы маршалу дали «достойную его веса дозу мышьяка». Еще одна трагедия приключилась на следующий день после смерти герцогини Орлеанской: неисправимый дуэлянт Монморанси-Бутвиль сложил свою упрямую голову на плахе – он дрался с маркизом де Бевроном прямо на Королевской площади, в два часа пополудни, зная об эдикте, запрещавшем дуэли. Кардинал явил редкую непреклонность, и молодой повеса, к глубокой скорби возмущенных Монморанси и большей части высшего света, был казнен. Мадам де Шеврез удалось-таки сплести сети нового аристократического заговора, пошатнувшегося было после смерти Шале. Письменные послания, в написании которых ей помогал и герцог де Лорен, по большим и малым дорогам разносимые посыльными, поддерживали огонь в тлеющем со всех сторон королевстве. Был составлен и план: Карл де Лорен выступит со своим войском на Париж, граф де Суассон и герцог Савойский вторгнутся в Прованс и в земли наследника престола. Что касается наставников-протестантов, те, в нарушение договоренности, овладевают Лангедоком и развязывают в регионе религиозную вражду.
Но для этой последней части программы была необходима помощь Англии, и Мария возобновила переписку с герцогом Бекингэмом, все еще негодовавшим по причине отлучения от Франции и от королевы Анны, отношения с которой были столь неуклюже скомпрометированы в садах Амьена. Красавец Георг принялся снаряжать военные корабли, готовясь бросить их к берегам Франции – с разных ее концов доносилось бряцанье оружия. Короче, герцогиня де Шеврез была готова бросить на королевство Людовика XIII половину Европы, лишь бы вернуться в Лувр победительницей, пусть и во вражеском обозе. Королева, будучи осведомленной обо всех этих действиях благодаря их переписке, аплодировала ей. И случилось наихудшее.
Чтобы поддержать усилия герцога Лоренского, подвигнутого на то его любовницей, и упростить отношения, Бекингэм направил в Нанси одного из ближайших своих приближенных, лорда Монтэгю, с которым Мария познакомилась, будучи в Англии по случаю бракосочетания Карла I и Генриетты-Марии Французской. Тогда они лишь подружились, не более того. Лорд был не лишен привлекательности, но Марии, страстно увлеченной в ту пору Генрихом Холландом и в высшей степени занятой установлением дружеских отношений с Бекингэмом, недоставало времени на других мужчин.
Теперь все было иначе, и, чтобы в подробностях изложить план Бекингэма по уничтожению Франции, он встретился с герцогиней в ее доме, в Баре. Мария пришла в полный восторг, узнав о подготовке трех английских эскадр с десятью тысячами солдат на борту для высадки на остров Ре с тем, чтобы оказать поддержку протестантам Ла-Рошели. Рассказ прибывшего она слушала внимательно, пристально вглядываясь в него, словно видела его впервые. Перед ней стоял элегантный и несколько отстраненный белокурый англичанин, свободно изъяснявшийся на двух или трех языках, неуловимо похожий на столь любимого и до сих пор не забытого ею покойного Холланда. И когда он объяснял герцогине, как один из флотов англичан направится к Ла-Рошели, а два других будут блокировать устья Луары и Сены, она лучезарно улыбнулась, и Уолтер Монтэгю, растеряв всю свою британскую чопорность, вспыхнул словно поднесенный к пламени факел. Их взаимное влечение было тем более страстным, что в силу сложившихся обстоятельств к нему примешивались и необходимость конспирации, и мимолетность самой связи. Благосклонно принятому герцогом Лоренским Карлом, заявившим, что его войска тронутся с места лишь после того, как отчалят англичане, Монтэгю предстояло посетить еще Савойю, Швейцарию, Голландию, Венецию, а в Бретани встретиться с Роанами, родителями Марии. Он уехал вслед за ней, устремившейся к своим адресатам, чтобы поддержать рвение властей предержащих особ, на помощь которых приходилось рассчитывать. Нужно было везде успеть и всюду просить или обещать военную силу, которая принесет их хозяевам кусок столь лакомого пирога, каковым являлась Франция. Казалось, все шло хорошо. Пришли известия, будто бы Бекингэм высадил войска и готов к вторжению. Следует заметить, что, присоединившись к этой авантюре, Анна Австрийская сказала «фи» своим королевским обязанностям. Мария и ее сподвижники не учли лишь одного существенного обстоятельства, а именно – грозную пару: короля Людовика XIII и его министра, кардинала Ришелье.
Началось все, казалось бы, удачно: двадцать второго июля 1628 года Бекингэм ступил на землю острова Ре. С ним было около пяти тысяч войска и сотня всадников, прибывших на ста кораблях. Впечатляюще, но недостаточно для победы над героическим Туара, нашедшим укрытие в форте Сен-Мартен, где он с успехом держал оборону. Король и кардинал тут же выступили в поход с тем, чтобы доставить провиант и взять в осаду Ла-Рошель. В ночь на тридцатое октября на остров Ре были высажены элитные войска. Туара отбил натиск англичан. Спустя несколько дней маршалом Шомбергом остров был отбит. Преследуемые по пятам Бекингэм и Субиз сели на корабль и убрались восвояси, оставив брошенными более полутора тысяч убитых. Оставшиеся в живых, лишенные провианта и медикаментов, умирали от голода и болезней рядом с требующими ремонта кораблями.
Оставив англичанам их проблемы, Ришелье соорудил знаменитую плотину, осадил Ла-Рошель и обрек тем самым горожан на голод. К концу августа 1628 года, вызвав недовольство своих подданных, Карл, король Англии, и Бекингэм подготовили к переброске войска и новый флот.
А второго сентября в Портсмуте некий Джон Фелтон, офицер, доведенный до отчаяния нищетой и притеснениями, нанес герцогу Бекингэму прямо в сердце смертельный удар кинжалом.
Около трех месяцев прошло с той поры, когда из уст Карла Лоренского услышала Мария ужасную новость, а время и теперь еще не притупило испытанное тогда потрясение. Оно было столь сильно, как если бы ей пришлось потерять горячо любимого брата. Любовь к Холланду, казалось, оберегала ее от излишнего увлечения герцогом Бекингэмом, но, испытав по получении известия тяжкое страдание, Мария поняла, что любила его гораздо сильнее, чем ей казалось. Едва Карл прочитал письмо, как у нее подкосились ноги и она рухнула без сознания, что изрядно герцога удивило, однако ничуть не взволновало – женщины столь впечатлительны! Однако с того самого времени карты легли совсем иначе: Бекингэм был главным козырем в опасной игре, развязанной Марией против Людовика XIII и кардинала Ришелье. Несложно догадаться, что же за этим последовало: Бекингэм убит, англичанам не удалось вновь захватить остров Ре, а принцы крови, все, как один, продолжали дожидаться несостоявшегося успеха Англии, не двигая при этом на Францию свои войска. В особенности после того, как обреченная на голод Ла-Рошель сдалась на милость победителя. К первому ноября все было кончено. Ришелье, став освободителем, укрепил свои позиции на всех направлениях.
Мария ненавидела его как никогда прежде. Он отнял у нее все: будущее, надежду на реванш и последнего любовника: когда клинок Фелтона входил в сердце Бекингэма, Уолтер Монтэгю был уже в Бастилии.
Излишне уверенный в себе английский дипломат недооценил сплетенную кардиналом агентурную сеть, наброшенную на королевство. Двое басков следовали за ним по пятам через всю Европу и как-то вечером, когда он собрался было с визитом к Марии в Бар-ле-Дюк, был замечен де Бурбоном, охранявшим последний рубеж перед границей с Лореном. С горсткой людей тот пересек упомянутую границу – герцогство Бар на самом деле было вассалом короля Франции – и без труда захватил и Монтэгю, и его слугу, и его чемодан, доверху набитый бумагами, о содержании которых никто и ничего толком знать не знал и ведать не ведал, но которых было вполне достаточно, чтобы скомпрометировать многих людей: коалиционных принцев – вне всякого сомнения, мадам де Шеврез – с уверенностью, а может, и саму королеву.
В течение многих и многих дней сновали по дорогам курьеры. Герцог Лоренский протестовал против незаконного вторжения Бурбона в свои земли. Вместе с королем Англии он требовал освобождения Монтэгю, бумаги которого невероятным образом не содержали ничего, что могло бы скомпрометировать королеву. Как один, так и другой настойчиво просили о возвращении мадам де Шеврез, их «горячо любимого друга». Вздыхала по ней и королева, наконец за нее просил и герцог де Шеврез, желая, чтобы вернули ему супругу, что и было сделано. В течение продолжительного отсутствия жены он не прекращал
