признаки, своеобразное сходство, напоминавшее братство. И теперь необходимо узнать, до чего доходит это братство…
– Вот так сюрприз! – загремел корсар. – Вы в Сен-Мало? Я не верю своим глазам!
– Тем не менее вы видите перед собой не призрак! – рассмеялась Марианна, позволяя ему крепко поцеловать ее в обе щеки по крестьянскому обычаю. – Это действительно я! Надеюсь, я вам не помешала?
– Помешали? Подумать только! Не каждый день выпадает честь поцеловать княгиню! И, поскольку это дьявольски приятно, я повторю!
В то время как корсар подтверждал свои слова делом, Марианна почувствовала, что краснеет. Ведь она представлялась под своим девичьим именем…
– Но… как вы узнали, что я стала…
Сюркуф так громко расхохотался, что хрустальные подвески люстры зазвенели.
– Княгиней? Ах, мое дорогое дитя, вы, очевидно, представляете нас, бедных бретонцев, настолько погрязшими в провинциальной косности, что парижские новости доходят до нас годика через три-четыре? Нет уж, дудки! Мы в курсе всех столичных и придворных событий! Особенно когда имеешь такого близкого друга, как барон Корвисар. Он лечил вас не так давно, и от него я узнал о ваших новостях, вот и весь секрет. Теперь садитесь, пожалуйста, и расскажите, каким добрым ветром вас принесло! Но сначала глоток портвейна, чтобы достойно отметить ваше прибытие.
Пока Марианна, умостившись в кресле, готовилась к предстоящему разговору, Сюркуф достал из резного деревянного погребца красный графин богемского хрусталя и высокие красивые бокалы, которые он на три четверти наполнил золотисто-коричневой жидкостью. Уже приободренная самим присутствием необыкновенно деятельной натуры моряка, Марианна с удовольствием следила за его уверенными движениями.
Сюркуф всегда оставался самим собой. Его окаймленное бакенбардами широкое лицо всегда сохраняло оттенок меди, и он никогда не прятал взгляда ясных синих глаз. Пожалуй, он немного прибавил в весе, и неизменный синий сюртук с трудом держался на его могучем торсе все теми же золотыми пуговицами, оказавшимися, к удивлению Марианны, сверлеными золотистыми испанскими дублонами.
Соблюдая ритуал, чокнулись за здоровье Императора, затем молча выпили портвейн и закусили имбирными бисквитами, такими воздушными, что путешественнице они показались самыми вкусными в мире. После чего Сюркуф придвинул стул, сел на него верхом и посмотрел на гостью с ободряющей улыбкой.
– Я спросил, каким добрым ветром вас принесло, но, увидев выражение вашего лица, я сразу подумал, что это был шквал! Так?
– Скажите, ураган, и вы будете недалеки от истины! До такой степени, что я упрекаю себя за то, что приехала сюда. Теперь я боюсь вызвать у вас затруднения и заставить вас плохо думать обо мне!
– О, это невозможно! Какой бы ни была причина, которая привела вас, я тут же говорю, что вы сделали правильно!.. Возможно, вы слишком деликатны, чтобы сказать в лицо, что вы нуждаетесь во мне, но я не найду ничего зазорного в напоминании, что я обязан вам жизнью!.. Так что говорите, Марианна! Вы прекрасно знаете, что можете просить меня обо всем!
– Даже… помочь мне организовать бегство заключенного с брестской каторги?
Несмотря на свойственное ему самообладание, он сделал резкое движение назад, выдавшее его волнение, и молодая женщина ощутила, как забилось ее сердце. Он повторил, растягивая слова:
– С брестской каторги? У вас есть знакомый среди этого сброда?
– Еще нет. Человек, которого я хочу спасти, находится на пути к каторге, в обозе из Бисетра. Его осудили за преступление, которое он не совершил. Он был даже приговорен к смерти, но Император помиловал его, ибо был уверен в его непричастности к убийству… и может быть, потому, что дело шло об иностранце! Это тяжелая история, запутанная! Мне необходимо объяснить вам…
Она в замешательстве заколебалась. Усталость и волнение сказали свое веское слово, и она даже не смела больше смотреть Сюркуфу в лицо. Но он решительным жестом остановил ее и переспросил:
– Минутку! Иностранец? А национальность?
– Американец! Он тоже моряк.
Кулак корсара обрушился на спинку стула.
– Язон Бофор! Тысяча чертей! Почему вы сразу не сказали!
– Вы его знаете?
Он так резко встал, что стул упал на пол, но он не подумал поднять его.
– Я обязан знать всех капитанов и все корабли, достойные этого названия, обоих полушарий! Бофор хороший моряк и мужественный человек! Его процесс стал позором для французского правосудия! Я написал, кстати, письмо Императору по этому поводу!
– Вы? – воскликнула Марианна, чувствуя, что у нее перехватило горло. – И… что же он вам ответил?
– Не вмешиваться в то, что меня не касается! Или что-то в этом роде… Вы же знаете, что он не стесняется в выражениях! Но откуда вы знаете этого молодца? Я считал, что вы… гм… в достаточно хороших отношениях с Его Величеством. До такой степени, что даже хотел одно время написать вам, чтобы попросить вмешаться, но дело с фальшивыми банкнотами заставило меня дать задний ход из боязни поставить вас в неловкое положение! Однако именно вы приходите просить меня помочь бежать Бофору, вы…
– Вы, возлюбленная Наполеона! – печально закончила Марианна. – Многое изменилось после нашей последней встречи, друг мой, и я больше не в милости у него.
– А если вы мне все расскажете? – предложил Сюркуф, поднимая и ставя на ножки стул, прежде чем нагнуться к своему погребцу. – Я обожаю всякие истории, как и подобает истинному бретонцу, каковым я являюсь.
Ободренная вторым бокалом благородного вина и новой порцией бисквитов, Марианна начала немного сбивчивый рассказ о своих взаимоотношениях с Язоном и Императором. Но портвейн придал ей смелости, и она с честью вышла из этого испытания, после которого Сюркуф заключил в свойственной ему манере:
– Это на вас он должен был жениться, болван! Вместо безродной девахи с Флориды! Видно, ее мать заимела ее от какого-нибудь семинола, пожирающего мясо аллигаторов! Вы, вы будете настоящей женой моряка! Я это сразу же заметил, когда тот старый дьявол Фуше вытащил вас из тюрьмы Сен-Лазар.
Марианна удержалась от вопроса, что именно он заметил, но она восприняла такое заявление как многообещающий комплимент и уже более уверенным голосом спросила:
– Тогда… вы согласитесь мне помочь?
– Что за вопрос! Еще немного портвейна?
– Что за вопрос! – отпарировала Марианна, ощущая, как радость жизни мало-помалу неожиданно возвращается к ней.
Друзья с воодушевлением выпили за осуществление проекта, в фундамент которого они пока еще не вложили ни одного камня, но если Марианна почувствовала сладкое опьянение, требовалось гораздо больше трех бокалов, чтобы заставить Сюркуфа потерять равновесие. Выцедив вино до последней капли, он сообщил гостье, что направит ее в лучшую гостиницу города, чтобы там получить заслуженный отдых, в то время как он займется их делом.
– Я не могу оставить вас здесь, – заметил он. – Я, собственно, один в этом доме. Жена и дети сейчас находятся в нашем доме в Рианкуре возле Сен-Сервана… и бессмысленно ездить взад-вперед. К тому же госпожа Сюркуф, хотя она и почтенная женщина, может показаться вам не очень занимательной. Она довольно строгая, но в выражениях не стесняется…
«Зануда!» – подумала Марианна, вслух заверив своего хозяина, что предпочтет остановиться в гостинице. Ведь, путешествуя инкогнито, она хотела остаться незамеченной, и она чувствовала бы себя неловко, попав в семью корсара. Уединение в гостинице ее привлекало больше.
На этом они расстались. Сюркуф доверил Марианну старому Жобу Гоа, своему слуге, бывшему прежде моряком. Жоб получил приказ проводить гостью в гостиницу «Герцогиня Анна», лучшую в городе. А сам он придет, когда найдет «нужного нам человека»!
Может быть, из-за опьяняющих достоинств портвейна и радости так легко найти союзника, но Марианне гостиница показалась очаровательной, комната уютной, а поднимающиеся из зала запахи невероятно
