— Молодец, Альфред! Я понял тебя! Лечу! — скороговоркой отвечает другу Артур, вскакивая на своего верного «коня».
Выскочив на тропинку, он несколько раз с силой отталкивается ногой от земли, придавая самокату желательную скорость, и стремительно несется к дому. Мальчик прекрасно знает дорогу, ему нет нужды тормозить, и он в курсе, где можно срезать угол, не свалившись при этом в яму и не налетев на дерево. На первый взгляд самокат устроен очень просто, однако, чтобы управлять им, необходимы и длительная тренировка, и смекалка. Смекалки Артуру не занимать, и ездит на самокате он уже давно.
Последний вираж. Артур пригибается, стремясь уменьшить сопротивление ветра. Альфред высовывает язык, но аэродинамические свойства пса от этого нисколько не страдают. Он бежит следом за мальчиком, но, завидев впереди дом, делает рывок и первым подбегает к крыльцу. Там он ждет, пока Артур соскочит со своего «коня», а потом ведет его к месту, где продолжает разыгрываться ужасная драма.
Пчела по-прежнему под стеклом, она лежит на спине, лапками кверху, и с усилием, словно у нее уже началась агония, царапает ими невидимую землю. Лапки пчелы густо покрыты липким вареньем.
Артур глазам своим не верит. Кто способен на такую жестокость?
Мальчик озирается по сторонам. Виновник, совершенно очевидно, испарился. Однако всем известно, что преступник всегда возвращается на место преступления — И Артур обещает себе дождаться его. Он станет ждать сто лет, если понадобится. Но сейчас надо спасать пчелу.
Артур осторожно поднимает стакан. Свежий воздух мгновенно обдувает насекомое. Пчела едва реагирует — по-видимому, она уже на пути к своему сахарному раю. Мальчик умеет откачивать утонувших, знает, как действуют спасатели.
Прошлым летом отец отправил его в лагерь к скаутам, где он научился многим полезным вещам. Но пчела слишком маленькая, и у него вряд ли получится вдувать ей воздух изо рта в рот.
Поэтому Артур всего лишь осторожно дует на пчелку. От направленного ветерка ее тоненькие крылышки слегка подрагивают, однако, похоже, она все еще пребывает в состоянии, близком к обмороку. Мальчик в растерянности. Быть может, сначала надо помыть ей лапки, перепачканные вареньем, а потом перевернуть ее на живот?
Тем временем отец Артура, опустившись на все четыре конечности, из которых в настоящий момент видна только одна пара, забрался в самый дальний угол шкафа, расположенного под раковиной. Разбив и опрокинув на своем пути все, что можно было разбить и опрокинуть, Арман вылезает, победоносно потрясая баллончиком с инсектицидом.
— Вот видишь! Я же говорил, что там остался еще один! — радостно сообщает он жене, которая, наоборот, отнюдь не радуется этой новости.
— Я его не заметила, — неловко пытаясь скрыть замешательство, отвечает она, очевидно, неискренне.
Супруг ее, конечно, не семи пядей во лбу, но даже он слышит неуверенность в ее голосе.
— Дорогая, неужели мне надо тебе напоминать, что я делаю это в интересах всех, а главное, в интересах Артура? — многозначительно произносит он, нежно обнимая ее за плечи.
Жена покорно кивает. Супруг же продолжает усердно посыпать солью раны своей половины.
— Ты разве не помнишь, что сказал доктор?
Жена снова покорно кивает. Однако Арман еще не достиг своей цели, то есть не поверг жену в ужас, близкий к умопомешательству.
— Он ясно сказал, что укус пчелы, даже самой крохотной, может стать для него роковым. А ты хочешь, чтобы я позволил этим зверюгам летать вокруг дома? Чтобы мы увидели, как в самый разгар игры в прятки наш маленький Артур вдруг вскрикнет от боли и упадет на землю? Хочешь, чтобы веселый смех нашего мальчика сменился жалобными стонами?
Отец выиграл. Жена заливается слезами.
— Ах, мой маленький Артур! Я так его люблю! — рыдает она.
Желая приободрить жену, супруг — как ему кажется, ободряюще — хлопает ее по плечу.
— Тогда у нас нет иного решения. Она… или он!
После долгих поисков Артур, наконец, нашел обломок спички. Теперь он может счистить варенье с лапок пчелы. Сосредоточившись, словно офтальмолог перед пересадкой хрусталика или микрохирург перед пересадкой сердца, он осторожно, одну за другой, очищает пчелиные лапки от липкого варенья. Пчела, полузадушенная, в полуобморочном состоянии, инстинктивно выпускает жало, как обычно делают пчелы в случае нападения. Пчелиное жало, шип, полный яда, медленно раскачивается в поисках врага. Похоже, пчела даже не подозревает, что маленький палец, резво снующий рядом с ней, принадлежит руке, владелец которой мечтает только о том, как бы ее спасти. А знает ли Артур, что каждый раз, когда ему удается удалить с лапки пчелы еще одну капельку варенья, он рискует своей жизнью?
Разумеется, знает. Доктор битый час твердил мальчику, какую опасность для него представляют пчелы. Он даже хотел запретить ему вообще выходить на улицу. Но смысла в его наставлениях было не больше, чем если бы он приказал цикаде не петь все лето.
Любовь к природе была у Артура в крови, а сердце его было отдано животным. Только когда его легкие полнятся чистым воздухом лугов и полей, он чувствует себя счастливым — Мальчик совершенно не понимает, откуда у него взялась эта аллергия. В глубине души он убежден, что подслеповатый старичок доктор просто ошибся диагнозом. Или перепутал его амбулаторную карту с картой какого-нибудь другого мальчика. Например, с картой его школьного приятеля Бобби Паспуаля, толстого, как рахат-лукум, белого, как рахат-лукум, и рыхлого, как… как рахат-лукум. Довершить однообразное описание Бобби можно, только сообщив, что любимой едой его является все тот же рахат-лукум. Бобби выходит из дома только для того, чтобы сходить в школу. Он боится всего, а главное, боится, что ему станет страшно. Ему достаточно заметить пчелу, как он уже начинает стонать так, словно пчела его уже укусила. Он утверждает, что природа наделила его сверхчувствительностью. Одноклассники же говорят, что он просто труслив как заяц — но сравнить Артура с зайцем никому даже в голову не приходило. Наконец мальчик очищает последнюю лапку пчелки.
Насекомые славятся своим безошибочным инстинктом, и, следовательно, инстинкт этого крошечного создания тоже должен работать превосходно. Тысячу раз пчела имела возможность ужалить мальчика, и тысячу раз какая-то сила, какая-то набегавшая на нее волна не позволяла ей сделать это. Она наверняка почувствовала, что этот человечек не способен обидеть даже муху. А значит, продолжая логическую цепочку, пчелу он тем более не обидит.
По телу насекомого пробегает дрожь, пчелка потягивается, словно проверяет, на месте ли все ее конечности, долгое время остававшиеся в сладком плену. Затем она несколько раз сводит и разводит крылышки и с удовольствием констатирует, что они нисколько не повреждены.
— Мне очень жаль, что так случилось. Я сделаю все, чтобы этого больше не повторилось! — с жаром восклицает Артур, полагая своей обязанностью извиниться перед пчелой за поступок отца.
Несколько минут пчела смотрит на него своими фасеточными глазами, словно пытается сфотографировать.
Затем поводит крыльями в разные стороны, готовясь к полету. И, наконец, с трудом отрывается от блюдца.
Видно, что лететь ей тяжело — прежде всего потому, что живот у нее наполнен вареньем, возможно, даже целой тонной варенья. Помахав крылышками перед самым носом Артура, она сворачивает в сторону, набирает высоту и летит прочь со всей возможной в ее положении скоростью. Мальчик провожает взглядом пчелу до тех пор, пока она не скрывается в лесу.
— Это невозможно! — в двадцатый раз повторяет отец, вертя в руках стакан.
Для него ускользнувшая из-под стакана пчела является не менее загадочным животным, чем кролик, которого фокусник вытаскивает из шляпы. А значит, и здесь тоже есть какой-то фокус.
— Все хорошо, что хорошо кончается! — радуется его жена, и улыбка на ее лице расползается буквально до ушей. — Артура никто не укусил, а мерзкая зверюга вернулась к себе домой, — добавляет она, пытаясь закрыть колпачок баллончика с инсектицидом.
Но супруг ее ужасно недоволен. Арман не любит пчел, не любит волшебства, а главное, не любит, когда нарушают его планы. И он подозрительно смотрит на жену, продолжающую сражаться с колпачком от баллончика.
