тебя, то многое вспомнил. Вот так, и не спеши делать выводы.
— Дело не в том, что ты прочитал его сегодня, — вздохнула Николь, — а в том, что хранил мое письмо все эти годы.
— Считай, что это было своеобразным лекарством, — огрызнулся Гейбриел. — Письмо постоянно напоминало, как ты ненавидишь меня и что между нами все кончено. Ты это хотела услышать? Да, я продолжал любить тебя, хотя убеждал себя, что это глупо, но не мог ничего с собой поделать. Я сходил с ума от желания видеть тебя рядом и ощущать твою поддержку. Иногда я уже был готов позвать тебя…
— Но ты этого не сделал, — покачала она головой. — Не был уверен, что я приду? Боялся оказаться в смешном положении?
— Да нет, я знал, ты бы пришла, — устало возразил Гейб. — Но зачем? Чтобы связать жизнь с человеком, который возложит на тебя тяжкое бремя своей беды и беспомощности?
— Я была бы счастлива стать нужной тебе.
— Знаю. Однажды я видел, как ты ухаживала за больной собакой, помнишь? У тебя талант ухаживать за немощными, но, глава Богу, у меня хватило самоуважения, чтобы не разрешить тебе применить его ко мне.
— Самоуважения? — повторила Николь, словно плохо расслышала. — Или глупой упрямой гордыни?
— Ну, может, немного и того, и другого. Когда глупая упрямая гордыня — все, что у тебя осталось в жизни, поневоле станешь этим дорожить. Мне не хотелось, чтобы крушение моей жизни стало и крушением твоей. Я слишком тебя для этого любил.
Когда захочешь осудить меня за это решение, вспомни, от чего я тебя спас. Думаю, теперь тебе лучше уйти.
— Может, поговорим еще немного? — взмолилась Николь. — Мне так много нужно понять.
— Что понять? Мы любили друг друга, но жизнь распорядилась иначе. Это не наша вина. Просто так случилось. Теперь все кончено.
— Кончено, — эхом повторила она, как бы пробуя это слово на вкус. — Нет, Гейб, не так. Ничто не кончено, пока ты хранишь мое письмо и пока я… — Она закрыла лицо руками, не в силах продолжать.
На лице Гейбриела отражались одновременно и печаль, и радость. Глядя на стоящую перед ним девушку, он почувствовал щемящую боль в груди. Гейб, забыв о хромоте, поддался порыву и бросился к Николь, но споткнулся и потерял равновесие. Он не знал, что предпочел бы: позорно шлепнуться на пол перед этой красавицей или, посрамив свое достоинство, принять от нее помощь. Николь, которая, конечно же, и не подозревала о происходившей в душе Гейба напряженной внутренней борьбе, сделала то, что на ее месте сделал бы любой нормальный человек: не дала калеке упасть и помогла усесться на диван. Потом и сама села рядом.
— Вот видишь? — неловко улыбнулся Гейб.
— Споткнуться может каждый, — философски заметила Николь.
— Я все время спотыкаюсь, — сказал он с горечью. — Я могу ходить, только опираясь на палку и то не далеко. К концу дня у меня болит каждая косточка и часто мучают головные боли, но это не самое страшное. Я не могу даже найти слов, чтобы описать приступы депрессии, которые длятся неделями. К тому времени, как мне удается побороть их, я уже не человек. Поверь, я не лукавлю, когда говорю, что не смогу жить с кем-нибудь. Не смогу переносить сочувствие и даже не уверен, что смогу любить. Разве ты не понимаешь, Ники? Я не хочу, чтобы ты стала моей нянькой.
Последние слова напоминали крик раненого животного. Гейб бессильно уронил голову на руки. Не думая о том, что делает, Николь заключила его в объятия и стала нежно ласкать, приговаривая:
— Любовь моя, я здесь. Все будет хорошо. Все будет хорошо.
Из ее глаз лились слезы, словно Николь оплакивала впустую потраченные годы, когда Гейб нуждался в утешении, а она не могла дать ему это. Он решил бороться один, но страдания вконец измотали его, и теперь, похоже, наступил катарсис.
Гейбриел слегка отодвинулся, очевидно, приступ слабости прошел. Его напряжение передалось Николь, которая вдруг с ужасом вспомнила только что произнесенные им слова: «Я не хочу, чтобы ты стала моей нянькой».
— Я уже в порядке, — натянуто улыбнулся Гейб. — Твой порыв очень мил, но, уверяю, жалеть меня не надо.
Не обращая внимания на эти слова, Николь взяла в ладони его лицо и поцеловала. Это был нежнейший из всех поцелуев, которые она когда-либо дарила Гейбу.
Когда девушка отстранилась, Гейб, сделав над собой усилие, заговорил:
— Это выдумка, что страдания облагораживают. Они сделали меня брюзгливой свиньей. Очень мило, что ты по-прежнему дружелюбно относишься ко мне, несмотря на то, как я поступил с тобой.
Она улыбнулась и в следующую фразу вложила всю проникновенность, на которую только оказалась способна.
— Я всегда была твоим лучшим другом. И остаюсь им.
— Спасибо, — вздохнул он. — Но, думаю, сейчас тебе лучше уйти.
С отчаянием Николь поняла, что Гейб по-прежнему не желает идти на сближение. Однако действительно пора уходить. Она настолько была обескуражена, что собиралась покинуть помещение тем же способом, что и проникла в него — через балконную дверь, но Гейбриел укоризненно покачал головой.
— Не сюда. Я провожу тебя до парадной двери.
Николь не стала спорить, ей было все равно. В холле на пути странной процессии возникла обеспокоенная миссис Коллинз.
— Сэр, возле дверей околачивается какой-то весьма подозрительный тип. Может быть, позвонить в полицию?
— Это всегда успеется, миссис Коллинз. У здешних жителей странная привычка ходить в гости без приглашения. — Он покосился на Николь. — Сейчас посмотрим, кто к нам пожаловал.
Когда Гейб открыл дверь, топтавшийся на улице человек шагнул по направлению к свету.
— О, да это Джон, — удивилась девушка.
— Николь, с вами все в порядке? — донеслось с улицы.
— Подойдите сюда, — милостиво разрешил Гейбриел.
Молодой человек продемонстрировал покладистость.
— Я хотел убедиться, что Николь благополучно доберется домой, вот и решил подождать, — запинаясь, пояснил Джон. — Я видел, как она вошла сюда и… Знаете ли, сейчас скользко, да и стемнело…
— Вы поступили по-рыцарски, — с мрачной иронией одобрил Гейб. — Мисс Бэйкон уже уходит. Доброй ночи.
Николь пробормотала пожелания доброй ночи и шагнула в морозную темень, услышав, как дверь за спиной тут же захлопнулась.
— Вы уж не сердитесь, что я здесь околачивался, — промямлил Джон. — Я просто беспокоился за вас после того, как Питер рассказал мне, что за грубиян новый хозяин «Вязов».
— Очень любезно с вашей стороны, — равнодушно поблагодарила Николь.
— В чем дело? Вы плакали?
— Нет.
— Но я же вижу, что плакали. Черт бы побрал этого типа, он довел вас до слез. — Джон обнял ее за плечи. — Пойдемте, дорогая. Сейчас вы почувствуете себя лучше.
В воротах он пропустил девушку вперед и, когда вышли за пределы усадьбы, снова обнял. Молодые люди не оглядывались, поэтому не видели, что штора в одном окне была приподнята до тех пор, пока они не исчезли из виду.
3
